| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
14.13. Если помним, мы народ
30 октября 2009 года, в День памяти жертв политических репрессий, в помещении, где сегодня размещаются хозяйственные службы Пермского театра кукол, была впервые представлена мультимедийная экспозиция «Если помним, мы народ». Более 200 человек стали свидетелями и участниками большого события в жизни города Перми и краевого общества «Мемориал». Сделан первый шаг к созданию музея истории тюрьмы НКВД № 2, когда-то размещавшейся в этом здании. Теперь от нас самих, от нашей настойчивости зависит судьба будущего музея.
Предлагаем вашему вниманию сценарий, по которому была создана композиция «Если помним, мы народ»1. Автор сценария – Александр Калих. В роли Диктора выступил Игорь Тернавский, художественный руководитель Пермского театра кукол. Добрым словом хочется помянуть этого замечательного человека, талантливого актера и режиссера, большого друга общества «Мемориал» – он ушел из жизни летом 2013 года.
Экскурсовод. Архивные документы, а также воспоминания многих пермяков, пострадавших в годы политических репрессий, подтверждают исторический факт: в помещениях Пермского театра кукол в 30-40-е годы прошлого столетия размещалась тюрьма НКВД № 2. Хорошо известно также, что в зданиях СИЗО, расположенного в районе Разгуляя, размещалась тюрьма НКВД № 1.
Оба тюремных комплекса построены во второй половине 19 века. У обоих «богатая» дореволюционная история. Но сегодня, в День памяти жертв политических репрессий, мы лишь кратко коснемся этой части истории, а акцентируем ваше внимание на периоде сталинских репрессий и той трагической роли, которую играла в 30-40-е годы бывшая тюрьма НКВД № 2.
Мы находимся в помещении, где размещены хозяйственные службы театра, склады и мастерские. В годы сталинского террора вдоль этого длинного тюремного коридора размещались камеры, в которых содержались политические заключенные. Сохранились и камеры, и коридор, и иные объекты, напоминающие о трагическом периоде жизни нашего города и всей страны.
Здание же самого детского театра, его просторные фойе и залы представляют собой в корне перестроенные помещения бывшей тюрьмы и ничем не напоминают ушедшее прошлое.
Свет в помещении постепенно гаснет. В полутьме хаотически движутся огни прожекторов, звучат лай собак, окрики охранников, лязг тюремных дверей. На двух экранах, размещенных в разных концах коридора, возникают документальные кадры советской кинохроники. Выступающая на митинге активистка громко призывает искать врагов советской власти. «Разоблачить, – призывает она, – Еще больше разоблачить которые еще остались. Никто, не стесняйтесь, не бойтесь!»
Идут кадры какой-то манифестации 30-х годов. На переднем плане лозунг «Если враг не сдается, его нужно уничтожить!»
Новые кадры: Сталин долго смотрит в толпу, поворачивает голову в нашу сторону, его взгляд переполнен устрашающей энергией.
Экскурсовод. Продолжает на фоне последних кадров.
Тяжело продолжать рассказ под этим страшным, цепенящим взглядом… Но продолжу. Вы находитесь в бывшем тюремном коридоре, куда выходили тяжелые двери камер. В каждой двери – глазок для наблюдения и так называемая кормушка, через которую людям передавали тюремную пищу. Здесь отбывали сроки, здесь страдали наши близкие и родные, известные и тысячи безвестных мучеников сталинского ГУЛАГа.
Но эти старинные стены стоят уже не первый век. Какова была предыстория тюрьмы?
На экранах возникает фотография тюремного замка. Затем – начерченная в 20-х годах прошлого века схема расположения помещений тюрьмы (в то время – исправительного дома № 2).
Диктор. В средине 19 века губернская Пермь была важным пересыльным пунктом при конвоировании арестантов в Сибирь на каторгу и поселения.
Здание, в котором мы с вами находимся, представляет собой то, что осталось от пересыльного замка, построенного в 1871 году на Сибирском тракте за городской заставой.
В комплекс зданий замка входили не только помещения для арестантов (собственно тюрьма) и хозяйственные постройки (конюшни, мастерские, склад, амбар и пр.), но и жилые помещения (дом начальника замка, квартиры жандармов и их семей). На территории пересыльного замка имелось даже своё кладбище и своя тюремная церковь – храм во имя святого Николая Мирликийского Чудотворца.
Коренные пермяки знают, что комплекс зданий тюрьмы НКВД № 2 в 30-40-е годы прошлого столетия занимал целый квартал по периметру современных улиц Сибирской, 1-ой Красноармейской, Полины Осипенко и Газеты «Звезда».
По воспоминаниям очевидцев, в годы «Большого террора» (1937–1938 гг.) обе тюрьмы были невероятно перегружены заключенными. Нынешний сквер Декабристов, примыкавший к тюрьме № 1, карательные органы на протяжении многих месяцев использовали как тюрьму.
Медленно идут фотографии заключенных – фас и профиль
Тысячи репрессированных сидели и лежали на земле – в любую погоду, не имея права встать. Они ждали отправки на этап. Многие дети и родственники арестованных вспоминают, как бежали они по обочине дороги, провожая колонны арестованных, как в последний раз видели родного человека. Колонны гнали на вокзал Пермь-2, а оттуда в Свердловск, где людей ждал приговор по политической 58-й статье.
Идут документальные кадры: сотрудник международного общества «Мемориал» А. Гурьянов рассказывает о типовой планировке тюрем ГУЛАГа, о том, что почти в каждой из них была расстрельная комната. Переступив ее порог, заключенный получал пулю в затылок.
Идут кадры, показывающие сталинские лагеря; зима, вьюга, заключенные с кирками и лопатами. Лагерные вышки, колючая проволока…
Эти кадры сопровождают рассказ автора.
– В 90-е годы мне довелось встретиться с бывшей заключенной тюрьмы НКВД № 2 Наной Кирилловной Кашлявик, репрессированной в 1937 году. Наны Кирилловны давно нет на свете. Она была известным в Перми человеком, первым диктором пермского радио. В 1937-м ее арестовали и приговорили к 10 годам лагерей за (привожу дословно) попытку отравления вод Камы, а также за подготовку к покушению на Молотова и Сталина.
Автор читает отрывки из статьи Л. Ширинкиной и В. Ширинкина «Верните маму», опубликованной в газете «Личное дело», 30 сентября 2004 г.:
«Наступило 17 декабря печально известного 1937 года. В квартиру № 13 на Долматовской, 1 громко постучали, и этот стук разделил всю жизнь Наны на «до» и «после». Ее младшая дочь Ирма через 67 лет написала нам из Москвы: «Арест мамы я помню в деталях и обыск (а тогда мне был 6-й год). Была страшная стужа. Пришли почти ночью (под утро), было темно, и мы спали. Пришло двое и понятой – домком Внутских. Зверствовал один – его наглую морду я бы, кажется, сейчас узнала. Он заявил, что мама – дочь какого-то польского короля Сигизмунда, на что дедушка (отец мамы) в отчаянии поворачивал голову мамы, чтобы этот подонок убедился, что у них и внешнее сходство и профиль один. Он говорил: «Это я, я отец, разве не видите?»
…Тетя Оля (это я тоже помню сама) просила, чтобы взяли ее, так как у сестры дети, а им всё равно, кого брать. Ее и бабушку грубо оттолкнули так, что они обе повалились, мама в это время уже надела пальто, обнимала меня, Ляльку, всех вместе и говорила: «Я скоро приду, это ошибка, страшная ошибка».
Но довелось вернуться домой Нане Кашлявик только через пять с половиной лет».
Сюда, в одну из этих камер привели Нану. Все камеры переполнены, людей в них не вводили, а вдавливали или, как говорили охранники, прессовали. Заключенные сутками стояли прижатые друг к другу, многие не выдерживали, теряли сознание, погибали. Нана Кирилловна запомнила, как привели арестованного секретаря Пермского горкома РКП(б) А.Я. Голышева. Охранники пытались втолкнуть его в камеру, но, увидев происходящее, Голышев раскидал их, попытался вырваться на свободу.
На экранах старая газета. Высвечивается название газеты – «Большевистская смена», день выхода 10 октября 1935 года. Затем появляется групповая фотография. Фокус выхватывает человека в центре (фото 4).
Автор. Вот он в центре, местный партийный вождь. Фотография опубликована в 1935 году, за два года до его ареста. В 1937 году он был расстрелян по немыслимому приговору – за организацию антисоветской террористической организации. Рядом на фотографии тоже в своем роде историческая личность – директор завода № 19 (затем моторостроительный завод имени Сталина, затем имени Свердлова и так далее), бывший комбриг Иосиф Побережский, в начале 38-го он тоже будет расстрелян как «враг народа».
…Нане Кирилловне удалось выжить. Основной срок заключения она отбыла в лагерных зонах Архангельской области, в тех местах, где позже снимался кинофильм «А зори здесь тихие…»
Диктор.
Через эту тюрьму в период сталинского террора прошли многие известные граждане Перми и области, ставшие жертвами политических репрессий.
На двух экранах возникает мозаика из лиц людей, бывших заключенных тюрьмы НКВД № 2. Диктор (экскурсовод) «кликает» по нескольким портретам, одна за другой открываются фотографии и тексты, рассказывающие о конкретных людях. Среди них известная в Перми балерина, журналист, писатель, композитор, первый ректор Пермского госуниверситета и многие другие.
Диктор. Невозможно рассказать обо всех безвинных невольниках этой тюрьмы, их были тысячи. Вдобавок мы еще мало знаем о них. Портретная галерея, которую вы видите на экране, будет расширяться – в первую очередь, с вашей помощью, друзья. По самым скромным подсчетам в годы сталинского террора пострадал каждый четвертый житель Прикамья. Так что вам есть о чем и о ком рассказать посетителям будущего музея.
А сейчас – рассказ о судьбе одного из заключенных тюрьмы НКВД № 2 Израиле Абрамовиче Зекцере, ставшего в начале 90-х годов основателем и первым председателем Пермской Ассоциации жертв политических репрессий.
Открываются 2 фотографии И.А. Зекцера (в юности и в зрелом возрасте). Затем идут газетные строки из статьи журналиста и краеведа Владимира Гладышева «Дело Зекцера». Автор сам читает отрывки из своей статьи:
«...Антисоветская группа состояла из пяти десятиклассников пермской школы № 11 и называлась так: Независимая Коммунистическая Партия Обновления (НКПО). Члены новой партии ставили своей целью «борьбу со всеми недостатками в СССР с конечной целью – коммунизм». Они успели провести всего шесть нелегальных собраний, разработать устав и составить присягу, в которой клялись всю свою жизнь бороться за победу во всем мире.
Вот, собственно, и все их преступление.
НКПО создал фактически один человек – десятиклассник той же одиннадцатой школы (ныне – гимназия имени С.П. Дягилева) Изя Зекцер.
…Однажды, когда они съездили в деревню, когда увидели, в какой нищете живут колхозники, – после этого посерьезнели Изя и его товарищи. Они понимали, разумеется, что сказывается еще война, ее разорительное наследие. Но не только же в этом было дело... – Вы посмотрите, какой бюрократизм кругом! Справки важнее, чем человек! Много красивых разговоров, а настоящей диктатуры пролетариата нет, политика партии искажается...
Так убеждал юный Зекцер своих друзей в необходимости создания самой справедливой организации.
6 декабря 1945 года Изя Зекцер был арестован, шесть месяцев находился под следствием. Допросы вел, «ввиду особой важности дела» (такого в Перми давно не бывало), сам начальник следственного отдела МГБ Хецелиус. Зекцер решил все брать на себя, поскольку считался организатором партии».
Идут кадры – фотографии страниц следственного дела И.А. Зекцера, страницы из допроса, письмо Зекцера из ссылки, обвинительное заключение.
Ему было 16 лет, когда прозвучал приговор Особого совещания (ОСО) при МВД СССР: три года исправительно-трудовых лагерей по статье 58 пункт 10. После отбытия срока – ссылка и поселение в Красноярском крае. Освобожден был только в 1954 году».
Владимир Гладышев завершает строчками о тех, кто донес на Зекцера. Говорит, что и детей, и взрослых в те годы воспитывали в убеждении, что «разоблачить» идеологического врага – долг каждого гражданина, а донести на него органам НКВД – благородный поступок.
В подтверждение на экране идут документальные кадры: пионерка рассказывает о том, как она разоблачила своего отца. Ей вручают подарки и грамоты; и вновь звучат призывы неистовой активистки: «Не стесняйтесь разоблачать!»
Диктор. А вот перед нами трагическая судьба композитора, одного из основателей советского джаза Генриха Терпиловского. На фотографии, сделанной в начале 30-х годов, – джаз-банда, как они себя называли, со своим руководителем Терпиловским (в центре).
Звучит джазовая музыка. На экране фотография 30-х годов.
Диктор. Композитор, дирижер, поэт, один из создателей российского джаза Генрих Романович Терпиловский. В двадцатые годы прошлого столетия Терпиловский организовал первый в стране джаз-клуб, который располагался в его квартире на Литейном проспекте в Ленинграде. Оркестр Терпиловского быстро стал одним из лучших в северной столице. Но в 1935 году музыкальная карьера композитора прервалась. Терпиловского обвинили в »политическом заговоре» и он получил срок. Генриху Романовичу «повезло», его «всего лишь» сослали в Алма-Ату. В 1937 году он был заключен в исправительно-трудовые лагеря сроком на десять лет.
С 1949 года у Терпиловского – прописка в Молотове. Здесь он работает руководителем эстрадного оркестра Дворца культуры им. Сталина. Казалось, что все уже позади. Но в Молотове его опять арестовали по совершенно абсурдному обвинению: будто бы он во время концерта условными знаками передавал агентам, находившимся в зале, секретную информацию о заводе.
Автор. Вплоть до осени 1938 года, когда была создана Пермская область, дела арестованных по печально знаменитой «политической» 58-й статье рассматривались в Свердловске. В годы большого террора дело репрессированного рассматривались в течение 10-15 минут. Скорый и безжалостный приговор выносила «тройка», в составе которой был начальник областного управления НКВД, представители партийных и советских органов. Перед началом операции вышел секретный приказ № 00447 наркома внутренних дел.
На первом экране – страницы приказа. Камера медленно идет по строчкам. Выделено задание по Свердловской области. На втором экране – сцены расстрелов и пыток из документальных в/фильмов.
Камера выделяет подпись Сталина под списками приговоренных.
Диктор. Обратите внимание – это личная подпись Сталина на расстрельных списках. В соответствии с приказом приговоры выносились по двум категориям: высшая мера наказания (то есть расстрел) и заключение в лагеря на срок от 8 до 10 лет. В приказе были установлены лимиты для каждой области, края, республики – столько расстрелять, а столько отправить в концлагеря. Для Свердловской области, например, было установлено задание: 4 тысячи человек расстрелять, 6 тысяч приговорить к лагерям.
Следует, однако, заметить, что на этих «лимитах» карательная система не остановилась. С первых же месяцев операции между начальниками управлений НКВД, секретарями обкомов и горкомов партии развернулось настоящее соперничество за наибольшее количество разоблаченных и уничтоженных «врагов». Десятки писем с новыми повышенными обязательствами по расширению числа арестов и расстрелов получил от них «кремлевский горец». Получил и дал «добро». В результате, число жертв террора увеличилось в разы. По имеющимся данным Свердловская область превысила сталинский «лимит» почти в 2,5 раза.
В будущей Пермской (Молотовской) области организаторы террора выслужились на всю катушку: с августа 1937 г. по ноябрь 1938 г. были репрессированы около 8 тысяч человек, 5060 из них расстреляны, остальные приговорены к заключению в лагеря на срок до 10 лет.
Автор. (указывая на экраны). Это фотографии мемориального комплекса, расположенного в 12 километрах от Екатеринбурга. Здесь лежат останки около 7 тысяч расстрелянных пермяков, наших родных и близких. Здесь в массовых могилах лежат отцы и матери многих нынешних активистов общества «Мемориал». Каждый год, в мае они едут на 12-й километр, чтобы отдать дань памяти своим родным. Отца Эльвины Георгиевны Тихомировой, члена совета Ассоциации жертв политических репрессий, после ареста увели сюда, в эту тюрьму, а затем отправили в Свердловск.
На двух экранах – видеосюжет; рассказывает Эльвина Георгиевна. Крупным планом – фотография ее отца, Георгия Васильевича Хрипунова, расстрелянного в Свердловске. Эльвина Георгиевна вспоминает сцену ареста отца. Вспоминает, как они с матерью ходили к тюрьме НКВД № 2, чтобы передать отцу необходимые вещи и продукты.
Автор. А теперь посмотрите на правый экран. Это, можно сказать, письмо с того света. Редчайший документ из 1937 года – почтовая открытка, отправленная Валентиной Вишневецкой, работницей газеты «Звезда», из Свердловской тюрьмы НКВД. Валентина обращается к бабушке, она еще верит, что вернется. Как получилось, что открытка вырвалась из тюрьмы и дошла до адресата, – неизвестно.
На экране справа – в полный масштаб открытка. На втором – фотография Валентины и мужа.
Автор. А вот снимок Валентины с мужем Павлом. Он тоже был арестован и, возможно, был где-то рядом с ней, в той же тюрьме. Она не могла знать, что через неделю их расстреляют. Сегодня ее письмо звучит как завещание близким и детям.
Женский голос медленно читает строки из письма.
«Привет из Свердловска милые, родные мои Миша, Женя, бабушка. Я здорова. До моего письма ничего мне не пишите. Прошу и умоляю, поддержите ребят, помогите им сообща до моего приезда. Возьмите к себе мою маму с сестрой и Левой, также Костю и помогите моим детям встать на правильный честный путь. Знаю, родная, что тебе тяжело…
…Береги свое здоровье, не оставь ребят, живите дружно все вместе, не забывайте меня.
…Не отдавай ребят, они не оставят тебя в трудную минуту, да и вам вместе легче перенести разлуку и тяжесть. Милые Миша и Женя, не забывайте свою маму, она вас любит и думает о вас в надежде встретить вас хорошими ребятами. Учитесь, слушайтесь бабушку. Скучаю. Крепко целую вас всех… Ваша мама».
На двух экранах документальная съемка – Сталин со снайперской винтовкой, целится в зрителей. Кадр останавливается. Молчание.
Диктор. Это он целится в свой собственный народ. А народ молчит. Нет, не молчит, радостно аплодирует организатору и вдохновителю террора, в ходе которого погибли миллионы людей. Организаторы террора намеренно нагнетали атмосферу страха и подозрительности, массовый психоз доходил до такой степени, что люди видели происки врагов во всем: в случайном слове, в анекдоте, в любом высказывании о внутренней и внешней политике. Преступлением, отходом от линии партии считалась даже тень сомнения, несогласия, нежелания бесконечно прославлять вождя.
Сталин и сама коммунистическая партия превратились в икону, молиться на которую надо было под страхом расправы. Не надо думать, надо верить – безгранично, с полным самоотречением. Новую марксистскую религию культивировали не только партийные вожди и официальные идеологи. Ее вдалбливали в детсаде, школе, институте, на работе. А если не помогало, в дело вступала политическая охранка – органы НКВД, потом МГБ, КГБ и т.д.
На двух экранах возникают кадры из в/фильма «Сталин» – из-под земли ползет на нас усатое лицо диктатора.
Диктор. Имеем ли мы право забыть? Имеем ли право равнодушно отмахнуться от своей истории?
На двух экранах возникает свеча памяти. Печальная музыка. Медленно идут титры.
Диктор читает титры.
По самым скромным подсчетам жертвами политических репрессий за годы советской власти стали более 12 миллионов человек. В Пермской области по политической 58-й статье было арестовано около 38 тысяч человек.
Сохранились 383 расстрельных списка, подписанных лично членами Политбюро ВКП(б). Подпись Сталина стоит на 362 списках, Молотова – на 373, Ворошилова – на 195, Кагановича – на 191 списке, Жданова – на 177 списках, Микояна – на 62.
Пострадало в ходе компании раскулачивания 1930–1934 годов около 6 миллионов крестьян. В Пермской области было раскулачено около 200 тысяч лучших крестьян;
Около 7 миллионов человек погибли в результате голодомора – искусственно организованного голода в 1932–1933 годах;
На втором экране вместо свечи возникает фотография памятника жертвам политических репрессий в Прикамье. Подпись под снимком:
Памятник жертвам политических репрессий в Прикамье. Создан обществом «Мемориал» в 1996 году.
В полной тишине на фоне титров звучит голос матери:
«Знаю, родная, что тебе тяжело… Береги свое здоровье, не оставь ребят, живите дружно все вместе, не забывайте меня.
Не отдавай ребят, они не оставят тебя в трудную минуту, да и вам вместе легче перенести разлуку и тяжесть.
Милые Миша и Женя, не забывайте свою маму, она вас любит и думает о вас в надежде встретить вас хорошими ребятами. Учитесь, слушайтесь бабушку. Скучаю. Крепко целую вас всех… Ваша мама».
В годы «большого террора» 1937–1938 годов расстреляно более 1 миллиона 700 тысяч человек. С августа 1937 г. по ноябрь 1938 г. были репрессированы около 8 тысяч пермяков, 5060 из них расстреляны, остальные приговорены к заключению в лагеря на срок до 10 лет.
Более 2 миллионов представителей малых народов (калмыков, крымских татар, немцев Поволжья, чеченцев, ингушей, корейцев и др.) стали жертвами массовых депортаций конца 30-х и 40-х годов.
Звучит музыка. На экранах – строки из стихотворения Евгения Евтушенко:
Позабыв,
мы только быдло.
Если помним,
то народ.
В помещении светлеет, медленно зажигается свет.
1. Разумеется, у нас нет возможности представить здесь все видео- и фотоматериалы, которыми сопровождалась композиция «Если помним, мы народ». Читатель Книги памяти увидит лишь часть этих материалов.
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
