| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
№ 30 Объяснительная записка Г.С. Бачурина1, рядового 98-го стрелкового полка 18-й стрелковой дивизии, в Новороссийский ГО НКВД Краснодарского края об обстоятельствах пленения и пребывании в плену
Я, Бачурин Григорий Сергеевич, родился 22 января 1914 года в с. Черный Яр Кишертского района Молотовской области. 21 октября 1939 года был призван в ряды РККА. Не помню номер части, но полк, в котором я служил, был расположен на ст. Белинская, километрах [в] 60 – 80 от г. Пензы. 5 декабря 1940 г. полк направился на военные действия с Финляндией, а я как молодой боец в числе других был переведен в г. Ульяновск в 98-й стр. полк 18-й стр. дивизии, командиром которой был полковник Свиридов. В этом 98-м стр. полку я служил до момента моего пленения.
Полк же на войну выехал из г. Казани и вступил в бой на Белорусском направлении под г. Орша. В последних числах июня наша 18-я стр. дивизия была на обороне Орши, но по приказу командования был выделен один батальон с приданной артиллерией, точно я не знаю, но как будто бы для того, чтобы отвлечь немцев от какого-то пункта и заманить на дорогу к Днепру. Батальон двинулся вперед, в котором находился и я. На пути нам встретились немецкие танки и начали нас обстреливать. Мы тоже в свою очередь развернулись и, хотя у нас не было ни одного бронебойного снаряда, а только шрапнель, атаку танков отбили благодаря противотанковым 45-мм орудиям. А я служил в батарее 76-мм пушек полковой артиллерии. В одну из перестрелок с немецкими танками я был легко ранен мелким осколком в правое колено, но рана почему-то загноилась. Колено распухло, и я не мог свободно ходить.
Как-то вечером, примерно в самых первых числах июля 41 года к нам доставил продукты шофер и сказал, что мы находимся в окружении. Когда стало совершенно темно, командир батальона капитан (фамилию не помню) приказал двигаться осторожно, без шума, [быть] наготове. По дороге мы взяли старика-белоруса и, узнавая дорогу, где нет немцев, старались выйти из окружения. Так в составе батальона при всем имевшемся у нас вооружении мы шли примерно ночи 3 – 4 до 3 – 4 июля, днем же отстаивались в лесу.
Днем 4го или 5го июля командир батальона приказал закопать снаряды, прицелы и панорамы от орудий, оставить себе личное оружие и часть пулеметов. Вечером мы снялись с бивака, оставив на том месте коней. Я же, как писал раньше, не мог ходить и ехал на лошади в хвосте колонны. Утром, когда стало светать, людей из моей батареи я не обнаружил. Ночью они куда-то во главе с командиром взвода исчезли. Я остался с коноводом комвзвода и с частью людей из пулеметной роты, во главе которой были лейтенант и политрук.
С этими людьми мы дневали около какой-то белорусской деревушки. К нам пришли деревенские мальчики, принесли нам кушать, курить и сообщили, что сюда сейчас должны прийти немцы, которые стоят в деревне в большой численности. Перед лесом на виду деревни виднелось болотце с осокой и небольшими березками. Лейтенант с политруком посоветовали оставить лошадей, а самим ползком пробраться в упомянутое болотце. Так мы и сделали. Правда, часть людей не пошла с нами. Нас оказалось человек 10 – 12. Мы переползли в болото, накрылись плащ-палатками и лежали. Немцы вскоре зацепили лес, взяли наших коней, пленили часть наших людей, не хотевших с нами пойти, и ушли, не догадавшись просмотреть болото на самом видном месте. Ночью из этого места мы благополучно вышли.
На другой день мы зашли в деревню, название ее я не помню, сменили военное обмундирование на гражданское. И [мы] договаривались встретиться по выходе из деревни у последнего дома. Но политрука, лейтенанта, людей, [шедших] с нами, у этого дома не оказалось, и мне сказали, что они уже ушли полчаса тому назад. Тогда мы пошли вдвоем с коноводом ком. взвода Дудиным Никол[аем] Вас[ильевичем], уроженцем из Горьковской области.
11го июля мы начали переправляться через Днепр и наткнулись на немцев. При мне был наган, красноармейская книжка, фотографии – все это я успел втоптать в рыхлый берег реки.
Меня и товарища моего привезли в г. Борисов в лагерь для военнопленных, где я прожил до 13 марта 1942 г. на общих основаниях для всех военнопленных, ходя на работу: осенью на ремонт дорог, а зимой на чистку снега [с] жел.-дор. путей. 13 марта был отправлен в г. Вильно, где пробыл там до 1го мая, на работу там не ходил. После этого был отправлен в Германию в г. Берлин.
Был там в железнодорожном лагере, работал на жел. дороге. [Мы] меняли шпалы, рельсы и [выполняли] др[угие] работы. В Берлине я пробыл до 1го января 1943 г., а затем был переведен в Вольфен близ Лейпцига, где я пробыл до 7 ноября 1943 [г.]. Работал я здесь ассенизатором лагеря все время. Здесь в лагерь после работы к нам часто приходили из РОА агитировать нас вступить в РОА. Первые беседы их с другими моими собратьями я встретил молча. Но потом как-то искренне в глаза высказал мысль одному из них: «Не стыдно ли тебе, русскому человеку, быть самому убийцей наших отцов, братьев, матерей, да вдобавок еще [быть] агитатором за вовлечение других в это гнусное дело?» За это я попал в карцер на 2 недели, после чего 7 ноября в числе 150 штрафников был отправлен в Финляндию в г. Кеми в штрафной лагерь.
18 марта 1944 года был отправлен на север Финляндии к озеру Инари в местность Каманен, откуда в ночь на 2е июня в составе 9 человек, запасшись продуктами (мы подделали ключ к складу и тайком достали продуктов), прорезав дыру [в ограждении], ушли из лагеря. Немцы по всей Финляндии протрубили: «Ушло 9 русских комиссаров, за каждого пойманного награда в 5000 финских марок, муки, крупы, водки, курева». В одном месте мы наткнулись на немецкую засаду, но от нее мы ушли, побросав свои вещмешки. Вторично наткнулись мы на гражданских финнов, а в это время мы уже далеко были не такие сильные, как в начале побега. Голод, болота, озера – трудности пути изнурили нас. Финны же были вооружены винтовками и с собаками и поймали нас. Из 9 человек нашей партии один был застрелен. 4 челов[ека], в том числе и я, были снова доставлены в лагерь Каманен, избиты, истерзаны и посажены в карцер. Остальные 4 чел., видимо, прошли ч[ерез]/линию фронта.
22 июня 1944 года [я] был привезен снова в штрафной лагерь Кеми, где работал на постройке дорог до эвакуации немцев из Финляндии 11 сентября 1944 г. Эвакуировали нас в Норвегию в г. Банак, где мы пробыли недель 5 – 6, а потом [были] перевезены в г. Бардуфос, тоже в Норвегии, где я на общих работах был до конца войны.
3го июля [1945 г.] выехали на пароходе из Норвегии, а 6го июля причалили к родным берегам. С момента существования батальона я работаю бухгалтером расчетного отдела.
Бытность мою в лагере могут подтвердить:
Побег и пребывание в штрафном лагере могут подтвердить Крылов Федор и Фроленков Егор.
После побега меня допрашивал немецкий майор по фамилии Шульц. Он все пытался узнать причину побега. Я ему прямо сказал: «Я русский и должен использовать все возможное, чтобы быть на Родине».
Д. 1190. Л. 8 – 10. Подлинник. Рукопись.
1. Бачурин Григорий Сергеевич, 1914 г. р., уроженец с. Черный Яр Кишертского р-на Молотовской обл., русский, б/п, окончил Молотовский педагогический техникум, до призыва в РККА – учитель неполной средней школы в с. Осинцево Кишертского р-на.
2. 20 марта 1946 г. Г.С. Бачурин прошел госпроверку и был направлен на работу в промышленность.
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
