13.1. Становление советской пенитенциарной системы. 1918–1921 гг.

М. Рубинов¹

Вскоре после прихода к власти большевики вынуждены были отбросить прежние представления о скором отмирании государства и тюремной системы как его составной части. В августе–сентябре 1917 г. В.И. Ленин провозглашал, что народ может «подавить эксплуататоров простой организацией вооруженных масс», что их «подавление – дело легкое, простое и естественное», ибо «когда все научатся... самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников... уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением... что необходимость соблюдать основные правила человеческого общежития скоро станет привычкой»². Но уже в конце 1917-го – начале 1918 г. в его статье «Как организовать соревнование?» предусматриваются весьма суровые наказания не только для эксплуататоров, но и для «рабочих, отлынивающих от работы»³.

Большевики берут власть в Пермской губернии в конце 1917-го – начале 1918 г. и стремятся удержать ее при помощи различных мер, вплоть до террористических. С конца 1918 г. до июня–июля 1919 г. губерния находится под властью колчаковцев. После восстановления власти большевиков начинаются преследования лиц, сотрудничавших с колчаковской администрацией, грубый нажим позволяет сломить пассивное сопротивление населения хозяйственным мероприятиям власти. Со второй половины 1919 г. у большевистских властей появилось гораздо больше возможностей для более планомерного использования пенитенциарной системы.

Структуры, управлявшие пенитенциарными учреждениями, подвергались существенным изменениям. Хотя нельзя сказать, что все изменилось сразу. Несмотря на то что в декабре 1917 г. Наркомат юстиции учредил Тюремное управление вместо прежней Тюремной инспекции, на местах вплоть до февраля 1918 г. существовали, в основном, старые губернские и уездные тюрьмы и тюремные инспекции⁴. С февраля 1918 г. «местное заведование тюремной частью» поручалось губернским и областным совдепам, которые должны были контролировать деятельность тюремных учреждений по согласованию с Главным управлением местами заключения (ГУМЗ). В распоряжение губернских Советов поступали средства, направляемые ГУМЗ на содержание мест заключения. При этом некоторые подразделения тюремного ведомства – «тюремные комитеты, их отделения, также попечительства» – сохранялись «на существующих основаниях с предоставлением совдепам права выбора и утверждения состава директоров»⁵. В мае 1918 г. вместо ГУМЗ создается Центральный карательный отдел (ЦКО) при Наркомюсте, прежние тюремные инспекции в губерниях упраздняются, их функции переходят к карательным отделам при губернском комиссариате юстиции. Теперь центр получил реальные рычаги руководства: в ЦКО утверждали кандидатуры заведующих губернскими карательными отделами, он же распоряжался финансами и строго требовал выполнения своих директив.

У местных властей весной 1918 г. проявлялись некоторые тенденции, отчасти противоречившие линии центрального тюремного ведомства. Съезд комиссаров юстиции Западной Сибири, Урала и Степного края, состоявшийся в Омске в мае 1918 г., принял «Положение о работных домах», которые должны были заменить существовавшие тогда тюрьмы в Сибири и на Урале. Работные дома, согласно воззрениям авторов «Положения...», – это полусвободные учреждения, в которых основным методом воздействия на заключенных должно было стать нравственное воспитание⁶. Фактически это означало отмену мест заключения. Здесь наглядно проявилось наличие в большевистской среде определенных иллюзий относительно искоренения преступности при уничтожении прежнего строя. В дальнейшем большевистские власти признали подобные подходы ошибочными.

Как только Красная Армия захватила Пермь 2 июля 1919 г., карательный отдел возобновил свою деятельность. В его подчинении находились общие места заключения, расположенные на территории Пермской губернии в ее новых границах⁷. В Перми располагались губернская тюрьма и исправительное арестантское отделение, переименованные в исправительные рабочие дома № 1 и № 2. Тюрьмы в уездах теперь именовались аналогичным образом⁸. Три уездных исправдома в 1919–1920 гг. закрылись, поскольку они не были рассчитаны на значительное количество заключенных, а тюремные власти держали курс на широкое использование труда лишенных свободы и на развертывание в широких масштабах пропагандистской работы среди них. В уездных исправдомах не было возможностей для организации мастерских. Один из исправдомов перешел в ведение Пермского губкаротдела весной 1921 г. В его подчинении состояли также открытая в апреле 1920 г. сельскохозяйственная колония в Насадской волости и воссозданный большевиками в октябре 1920 г. Кизеловский рабочий отряд. Это можно назвать развитием опыта царских тюремщиков по использованию труда заключенных для добычи угля на Кизеловских копях в 1915–1917 гг.⁹.

Наряду с общими местами заключения, создавались концентрационные лагеря ВЧК и лагеря принудительных работ НКВД. Они предназначались для осуществления наказаний во внесудебном порядке классовых врагов и сопротивлявшихся большевистским хозяйственным мероприятиям. Концентрационные лагеря с лета 1918 г. активно используются по настоянию В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого. Постановление СНК «О красном терроре», принятое 5 сентября 1918 г., содержит установку: «обеспечить¹⁰ Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях». Таким образом, место концлагерей в советской системе определяется законодательно¹¹.

Организация лагерей принудительных работ начинается весной 1919 г. Большевики признали необходимым создание нового вида мест заключения, что позволило бы решать хозяйственные задачи путем принуждения.

Из доклада Ф.Э. Дзержинского на заседании ВЦИК 17 февраля 1919 г.¹²

Кроме приговоров по суду, необходимо оставить административные приговоры, а именно, концентрационный лагерь. Уже и сейчас далеко не используется труд арестованных на общественных работах, и вот я предлагаю оставить эти концентрационные лагеря для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного понуждения, или, если мы возьмем советские учреждения, то здесь должно быть такое наказание за недобросовестное отношение к делу, за нерадение, за опоздание и т. д. Этой мерой мы сможем подтянуть даже наших собственных работников.

В мае 1919 г. публикуется постановление ВЦИК «О лагерях принудительных работ», в котором указывалось, что они не предназначаются для подозрительных в политическом отношении «лиц, подлежащих по постановлениям Всероссийской Чрезвычайной Комиссии заключению в особые лагери на все время гражданской войны»¹³. Создавались лагеря губернскими ЧК во всех губернских городах и после организации переходили в подчинение местных отделов НКВД.

На территории Пермской губернии первый лагерь принудработ¹⁴ появился в сентябре 1919 г. в Перми, затем такие лагеря создаются в уездных центрах: после августа 1920 г. – в Кунгуре, в феврале 1921 г. – в Оханске. В связи с весьма частым уклонением граждан от трудовой повинности в августе 1920 г. принимается решение открыть еще один концлагерь в Перми. В материалах отдела управления в апреле 1920 г. упоминается лагерь при губернской ЧК. Документы, где могут содержаться сведения о деятельности концлагеря при губЧК, недоступны. Возможно, в этом лагере содержались лица, признанные наиболее неблагонадежными в политическом отношении¹⁵.

Руководителями губернского карательного отдела и губернского отдела управления становятся служащие с опытом работы в ревтрибуналах, партийных органах. Однако многие надзиратели, занимавшие свои посты еще при царском режиме, сохранили работу и после октябрьского переворота, и при Колчаке, и при окончательном утверждении большевиков в 1919 г. Значительная часть старых кадров пошла на сотрудничество с большевиками, получив различные должности в Центральном карательном отделе при Наркомюсте, который возглавил большевик Л.А. Саврасов. Надзирателями становятся местные рабочие и крестьяне, а также мобилизованные красноармейцы. В материалах губкаротдела можно найти косвенные признаки произвола в отношении заключенных. Вместе с тем, некоторые надзиратели, по-видимому из крестьян, бывало, призывали заключенных к отказу от работы и даже критиковали правящую партию! Как доносил один заключенный («бывший член РКП»), надзиратель Кизеловского рабочего отряда Попов «очень резко выразился против Советской власти и стоящих у ней... он сказал, что все комиссары – грабители» ¹⁶.

Количество заключенных в Пермском крае не всегда можно подсчитать точно. В течение 1918 г., по сообщениям источников из антибольшевистских кругов, наблюдалось переполнение тюрем политическими противниками большевиков и подозрительными по классовой принадлежности, среди которых часто оказывались крестьяне.

Количество заключенных в местах лишения свободы НКЮ выросло с 411 человек в июле 1919 г. до 2 231 в ноябре 1921 г. (0,4% трудоспособного населения губернии). Это на 28,6% больше, чем в расположенных на сопоставимой территории царских тюремных учреждениях губернии во время первой русской революции в мае 1907 г. К этому следует добавить не менее 400 заключенных Пермского, Кунгурского и Оханского лагерей принудработ.

Доля получивших приговор за контрреволюцию среди осужденных в местах заключения губкаротдела в разные месяцы 1920–1921 гг. составляла от 1/10 части до трети всех заключенных. В Пермском лагере принудработ их насчитывалось в среднем за 1921 г. 22%. Это значительно больше, чем в годы реализации жесткого столыпинского курса, направленного на борьбу с революционным движением. В мае 1907 г. доля политических среди общего количества заключенных в тех же местах заключения царского Министерства юстиции составила 7,6% (116 человек). Самой значительной группой заключенных в Пермском лагере принудительных работ были не «контрреволюционеры», а осужденные за трудовое дезертирство – 25,5%. Доля труддезертиров была существенна и в общих местах заключения. Иногда весомой была и доля наказанных за спекуляцию: от 7 до 13% заключенных в разных местах и в разное время¹⁷.

Особой группой заключенных являлись члены правящей большевистской партии, осужденные за преступления неполитического характера. Для них предусматривались особый порядок судимости и особые условия содержания в пенитенциарных учреждениях.

Из инструкции Пермского губернского отдела юстиции ( март 1921 г.¹⁸

1) При возбуждении дел против коммунистов судебно-следственные органы должны в течение 24 ч. ставить об этом в известность местком РКП(б);

2) При вынесении постановления об аресте коммуниста в порядке предварительного следствия ... в течение суток ... должны быть извещены местная партийная организация, губком РКП(б), который вправе через особо уполномоченных товарищей ознакомиться с делом;

3) При установлении меры пресечения и ... аресте, таковой может быть заменен поручительством партийного комитета за персональной ответственностью тех членов РКП(б), которых на это уполномочит губком...

4) О всех возникающих по сему циркуляру недоразумениях между партийными и судебными органами необходимо сообщать в губком.

За что сажали коммунистов? Вот пример. С начала 1918-го до середины 1921 г. судебными учреждениями трех уездов (Чердынского, Сарапульского, Кунгурского) были привлечены к ответственности около 50 членов РКП(б). Среди обвинений на первом месте «кумышко-варение», пьянство (большевики в то время проводили политику «сухого закона») и азартные игры; далее идут обвинения за спекуляцию и должностные преступления. Отношение партийного руководства к этим явлениям было противоречивым. С одной стороны, провинившихся следовало наказать. В противном случае правонарушители могли совсем распоясаться. Да и авторитет партии мог пострадать. С другой стороны, перед лицом непартийной стихии необходимо было соблюдать внутрипартийную солидарность. Поэтому в повседневность вписываются вмешательство партийных органов в следственный и судебный процесс, незначительные сроки наказания в большинстве случаев и небольшое количество тех, кто лишался прав на занятие должностей¹⁹.

Нормы питания заключенных формально оставались на уровне, существовавшем в царской тюрьме, однако на практике они не соблюдались. О составе официально установленного пайка можно судить по докладу начальника Осинского исправдома, где осенью 1919 г. дела с продовольствием обстояли сравнительно благополучно. Для занятых на работах полагалось 1,5 фунта (614,25 г) хлеба в сутки, для неработающих – 1 фунт (409,5 г). Кроме того, в дневной рацион включалось мясо (т. е. субпродукты) – 0,5 фунта (204,75 г), картофель – 30 золотников (127,8 г) и столько же крупы. То, что в Осинском исправдоме выдавалось на весь день, в царской тюрьме выдавалось на обед. При царе, по данным Ж. Росси, на обед полагалось 2 фунта хлеба (819,0 г), крупы в кашу – 32 золотника (136,32 г), мяса – 30 золотников (127,8 г)²⁰.

Однако в большинстве исправдомов ситуация с продовольствием была иная. В докладе заведующего губернским карательным отделом сообщалось, что заключенным в 1919 г. и в первых месяцах 1920 г. приходилось «по два–три дня сидеть голодными»²¹. Места заключения были переполнены. И даже проводившиеся периодически «разгрузки» – пересмотр списков заключенных с целью максимально возможного сокращения численности тюремного населения – не могли улучшить положения. В результате недоедания возникали эпидемии среди заключенных. В мае 1921 г. из сельскохозяйственной колонии в Насадской волости сообщали, что питание находится «в самом критическом положении». В 1921 г. общее положение с питанием заключенных еще ухудшилось из-за обострения продовольственного кризиса в губернии. В Кизеловском рабочем отряде продовольственный вопрос был настолько острым, что руководство отряда признавало неспособность заключенных, кроме 78 горнорабочих, получавших по 2 фунта хлеба в день, выполнять тяжелые работы²².

Режим в различных типах мест заключения имел свою специфику, однако основные его черты были характерны для всех учреждений. Режим в общих местах заключения первоначально регулировался постановлением НКЮ от 23 июля 1918 г., а впоследствии «Положением об общих местах лишения свободы» от 15 ноября 1920 г., главным нововведением которого было деление заключенных на разряды: подследственных – в зависимости от характера предъявленных обвинений, а осужденных – в зависимости от степени «исправления». Поощрительные и карательные меры создавали стимулы к соблюдению режима и, главное, позволяли привлекать заключенных к труду.

О соотношении различных категорий заключенных можно судить на примере Пермского исправительного рабочего дома № 1. Там из 193 подследственных заключенных за преступление корыстного характера содержалось 189 человек, рецидивистов – 4 человека. Из 255 срочных заключенных испытуемых было 54, исправляющихся – 129, образцовых – 66, штрафных – 6. В целом число штрафных было невелико – не более 10–15 человек в каждом исправдоме; преобладали категории испытуемых и исправляющихся²³.

Заключенным разрешались переписка, свидания с родственниками, допускалась выписка – возможность получать часть средств со своего лицевого счета на покупку продуктов или непродовольственных товаров из перечня, утвержденного администрацией места заключения. С 1920 г. объем этих прав стал зависеть от разряда заключенного (подследственный, испытуемый, исправляющийся, образцовый и т. п.). С повышением разряда права расширялись. Подследственные, которым не были запрещены контакты с внешним миром, могли ежедневно писать одно письмо²⁴.

По постановлению от 21 июля 1918 г. «О лишении свободы ...» передачи допускались не в личное распоряжение, а «в общий котел». «Положением...» 1920 г. разрешалось передавать вещи, которые позволялось иметь в камере, деньги, а также продукты в размере, не превышающем недельного пайка. Возможность чаще получать передачи и другие права зависели от разряда заключенного²⁵.

По постановлению от 23 июля 1918 г. осужденным на срок не свыше одного года разрешался отпуск «на время не свыше двух недель». «Положение ...» 1920 г. допускало отпуск для заключенных из разряда исправляющихся не свыше семи дней в году, заключенные разряда образцовых могли получить семидневный отпуск два раза в год. На местах право отпуска предоставлялось довольно часто²⁶. Широкое предоставление отпусков можно объяснить недостатком продовольствия и переполнением исправдомов. Но имеются и другие соображения. В течение 1921 г. с момента введения продналога по приговорам ревтрибунала в Пермском и Кунгурском уездах примерно 153 человека было осуждено на различные сроки заключения. При этом в сообщениях ревтрибуналов указывалось, что по приговору ни один из подсудимых от уплаты продналога «не освобождается и положенную на него норму обязан внести»²⁷. Поэтому можно предположить, что отпуска на полевые работы могли предоставляться в основном крестьянам, осужденным за неуплату продналога, с тем чтобы они могли его выплатить.

Заключенные имели право на некоторые элементы самоуправления. По инструкции Пермского губкаротдела разрешалось создание коллективов заключенных, выбиравшихся общим собранием тюремного населения исправдома. Функции коллектива состояли и в разрешении недоразумений среди населения исправдома, и в заботах о разных нуждах заключенных, и в поддержании надлежащего внутреннего распорядка. Коллективы заключенных обращались в губернский карательный отдел и могли иногда добиваться определенных улучшений режима²⁸.

Для политических заключенных, которыми большевики официально признавали членов социалистических партий, устанавливался более мягкий режим. По мнению Ж. Росси, они «пользовались почти такими же привилегиями, какие большевикам и др. революционерам предоставляли царские тюрьмы»²⁹. Однако власти постепенно вели наступление на права этой группы, стремились с помощью различных мер обойти нормы, определявшие статус политических заключенных. Например, меньшевики, согласно указаниям большевистских вождей, зачастую подвергались уголовному преследованию не за свою партийную принадлежность, «а как спекулянты и подстрекатели к забастовкам»³⁰.

Но главным элементом режима был принудительный труд, без которого не мыслилась советская исправительно-трудовая система. Обязанность трудиться распространялась как на осужденных, так и на подследственных. Для тех, кто не желал работать, предусматривались репрессивные меры³¹. Труд заключенных не был новшеством, появившимся с установлением власти большевиков, но в Советской России труд тюремного населения распространялся почти на все типы мест заключения.

Одной из целей привлечения заключенных к труду провозглашалось предоставление им возможности «по выходу из места заключения жить трудовой жизнью». Но, как отмечает Ж. Росси, исправительный труд предусматривался только для заключенных из среды трудящихся, в то время как для «контрреволюционеров, классово чуждых и социально опасных элементов» вводился принудительный труд. Идея тюремного заключения, «соединенно-го с тягчайшими принудительными работами», нашла наиболее рельефное отражение в декрете о борьбе со спекуляцией от 22 июля 1918 г.³². Однако вряд ли можно говорить о последовательной дифференциации подходов к труду как к исправительному и как к принудительному средству на практике.

Существовало несколько факторов, способствовавших широкому применению труда тюремного населения. В условиях хозяйственной разрухи и постоянной нехватки средств на содержание мест заключения администрация стремилась использовать все возможные источники поступления доходов и, прежде всего, труд заключенных. Кроме того, не стоит забывать о существовании всеобщей трудовой повинности в первые годы Советской власти. Освобождение от нее тюремного населения выглядело бы весьма странно и нелогично. Более того, в местах лишения свободы содержалось значительное число осужденных за трудовое дезертирство, с которым власти вели непримиримую борьбу. Центральный карательный отдел в своих циркулярах в 1920 г. конкретизировал меры по привлечению к работам различных групп заключенных, выражал неудовлетворенность тем фактом, что большая часть подследственных заключенных не привлекается к труду, и требовал покончить с «паразитизмом» среди заключенных, используя систему разрядов и категорий для распределения тюремного населения по различным видам работ³³.

В Пермской губернии использовались все основные виды привлечения лишенных свободы к труду. В 1919 г., после восстановления власти большевиков в Пермской губернии, материальную базу пенитенциарных учреждений во многом приходилось создавать заново. Из-за нехватки сырья и инструментов организация мастерских сопровождалась большими трудностями. Неудача с организацией мастерских при Усольском и Оханском исправдомах послужила главной причиной их закрытия в 1920 г. Однако попытки создания мастерских оставлены не были. К маю 1921 г. в мастерских работало 131 человек, или 7,4% общего числа заключенных. Существовали мастерские различного профиля: портновские, сапожные, кузнечные, токарные, слесарные, переплетные и др. Больше всего заключенных, работавших в мастерских, приходилось на пермские исправдома № 1 и № 2, а также на Сарапульский исправдом, где в сапожной мастерской работало 25 человек. Однако в целом эти достижения явно не соответствовали планам организаторов. В докладе о деятельности губкаротдела говорилось о необходимости расширения мастерских. Из-за отсутствия сырья и инструментов работа ограничивалась выполнением мелких заказов администрации мест заключения, советских учреждений или отдельных лиц. Несмотря на то что о доходах от эксплуатации мастерских не могло быть и речи, этот вид работ все же приносил определенные поступления в казну. По данным отчета о работах в местах заключения за 1920 г., можно сделать вывод, что на одного человека, занятого в мастерских, приходилось больше дохода, чем на одного заключенного, выводившегося на внешние работы. Это можно объяснить тем, что в мастерских было больше возможностей для применения системы сдельной и урочной оплаты труда, предусмотренной «Положением» 1920 г.³⁴.

Предпринимались попытки организовать и более масштабное производство. В 1920 г. при Пермском рабочем доме № 2 создается «Машиностроительный завод № 7». Планировалось занять на заводе 200 человек, однако на практике удалось организовать работы не более чем для 90. Кроме того, никак не удавалось укомплектовать завод заключенными необходимых специальностей. Для того чтобы поднять производительность труда на заводе, предусматривалось стимулировать заключенных перспективой улучшения их материального положения, расширения прав на отпуска, свидания и передачи, указывалось на возможность достаточно быстрого освобождения³⁵. Показательно, что в некоторых случаях тюремные власти были готовы пойти на широкие поощрительные мероприятия.

Наибольшее число лишенных свободы использовалось на бесплатных хозяйственных работах: уборке территории мест заключения, очистке от снега, колке дров, ремонте помещений. Внутренние платные работы состояли в выполнении штатных обязанностей по обслуживанию мест лишения свободы, к ним привлекали заключенных-специалистов. На хозяйственных бесплатных работах использовались срочные и подследственные заключенные, не допускавшиеся к внешним работам из-за склонности к побегу или в силу характера совершенного преступления. Внутренние работы не могли давать поступлений в казну, но позволяли экономить средства по обслуживанию и ремонту исправдомов. В Сибири, к примеру, на платных и бесплатных внутренних работах было занято 22% тюремного населения³⁶. На Урале картина была схожая, хотя есть основания считать, что в Сибири данная тенденция проявлялась ярче.

Большинство срочных заключенных и некоторая часть подследственных использовались на внешних работах, приносивших наибольший доход. В основном это были задания, связанные с тяжелым физическим трудом: заготовка топлива, разгрузка судов, участие в ремонте дорог. Однако заключенных направляли и в советские учреждения, в том числе для канцелярских работ. Характерно, что в рабочих домах кадры канцеляристов и делопроизводителей частенько формировались из заключенных³⁷.

Отсутствие вещевого довольствия, удовлетворительного питания, невозможность организовать «окарауливание» заключенных во время вывода их на работы из-за неполного штата служащих мест заключения не позволяли реализовать на местах планы центральных тюремных органов по привлечению к труду всех трудоспособных заключенных. На деле число не занятых работами порой превышало число тех, кого удавалось занять³⁸.

Помимо исправдомов, в ведении Пермского губкаротдела находилась сельскохозяйственная колония в Насадской волости, основанная с целью хотя бы частично удовлетворить потребности мест заключения в продовольствии. При колонии было организовано несколько мастерских. Вопреки замыслам ее организаторов, колония не смогла стать поставщиком продовольствия для исправдомов губернии. На зиму часть заключенных из колонии переводилась в исправдома Перми. Заместитель начальника губкаротдела М. Ожгибесов, проверявший коммунальное хозяйство в апреле 1921 г., нашел колонию в состоянии «хозяйственного развала». По июньским сводкам 1921 г., во время посевной кампании в колонии не хватало семян, инвентаря, продовольствия для заключенных, и к концу 1921 г. заметных результатов деятельности колонии отмечено не было³⁹.

Для улучшения ситуации с продовольствием в местах заключения при исправдомах организовывались огороды. В сентябре 1920 г. общая площадь огородов составила 50 000 кв. сажень⁴⁰.

Большое значение придавалось Кизеловскому рабочему отряду как хозяйственной единице. Не случайно правление копей просило губкаротдел «об оставлении на работах даже тех заключенных, которые освобождаются по амнистии или за окончанием срока наказания». Начальник отряда предлагал в марте 1921 г. увеличить численность отряда со 120 хотя бы до 200 человек, так как «по отзыву управления копями производительность труда заключенных стоит выше, чем у вольных рабочих и трудармейцев». Общая сумма, вырученная от работ в Кизеловском рабочем отряде в 1921 г., уступала только доходам Пермского исправдома № 2. В отряде, в отличие от исправдомов, отсутствовало расписание работ, не соблюдался 8-часовой рабочий день. В июне 1921 г. принимается решение о переводе отряда с копей им. Ленина и им. Троцкого на Курмаковскую копь, где можно было расквартировать до 400 человек⁴¹.

Тем не менее доходы от работ в местах заключения в целом, согласно данным губкаротдела, по крайней мере в 1920 г., не могли окупить расходов по их содержанию⁴².

В конце 1921 г. в связи с переходом к нэпу вновь ставится проблема самоокупаемости мест заключения, расширения работ в тюремных учреждениях и участия их в подъеме экономики. В 1922 г. V Всероссийский съезд заведующих губернскими отделами управления постановил, что деятельность пенитенциарной системы «должна быть направлена на то, чтобы избавить общество от бремени расходов на содержание преступников и возложить эту работу на них самих»⁴³.

Режим и организация труда в лагерях принудительных работ строились на тех же принципах, что и в общих местах заключения, однако имели некоторую специфику. Расходы по содержанию лагеря должны были окупаться трудом заключенных. При этом на них распространялись 8-часовой рабочий день и законы о труде, а изъятия из заработанных средств не должны были превышать 3/4 заработка. Оплата труда заключенных должна была производиться по ставкам профсоюзов соответствующих профессий и местностей. Однако на деле рабочий день при необходимости увеличивался, а средства, поступавшие на личные счета лишенных свободы, после вычета сумм на содержание лагеря, в экономических условиях того времени едва ли могли существенно улучшить положение заключенных. Побеги карались сурово, для их пресечения допускалось введение круговой поруки. Передачи отдельным заключенным запрещались, продовольствие должно было поступать только в «общий котел». Однако для лишенных свободы предусматривались и некоторые права. Например, они избирали старосту, который являлся посредником между администрацией и заключенными, через него могли передаваться жалобы на действия администрации⁴⁴.

В Пермском лагере принудработ к осени 1921 г. действовали мастерские, но они обслуживали только внутрилагерные нужды. Большая часть заключенных лагеря работала в разных учреждениях города, намного меньшая часть использовалась внутри лагеря. Это существенным образом отличало лагерников от заключенных исправдомов, которые в основном привлекались к бесплатным хозяйственным работам внутри мест заключения. Одна из главных причин – большое число подследственных заключенных, многие из которых не допускались к внешним работам⁴⁵.

Должности счетовода, бухгалтера и т. п. в лагере обычно занимали заключенные-специалисты. Для некоторых групп заключенных устанавливались определенные льготы, в частности отпуска на полевые работы для «трудового элемента».

Таким образом, в результате отхода большевиков от своих прежних представлений о роли государства после победы над эксплуататорскими классами пенитенциарная система была признана важной частью государственного аппарата. Численность заключенных в местах лишения свободы Наркомата юстиции постепенно росла. Состав заключенных (по характеру предъявленных им обвинений) зависел от перипетий борьбы большевиков с классовыми врагами, а также от социально-экономической политики правительства. В режиме общих мест заключения проявлялись как террор, так и система поощрений для подтвердивших свою лояльность лиц. Однако права политических заключенных постепенно урезали, все чаще поступали указания ужесточить режим содержания для заключенных из среды служащих и интеллигенции. Труд в местах заключения приобрел обязательный характер, большевистские власти стремились связать его с насущными хозяйственными задачами. Концлагеря (прежде всего, лагеря принудительных работ) в рассматриваемый период органично вписывались в экономические и социально-политические мероприятия большевиков. С переходом к политике нэпа многие концлагеря, основанные до 1922 г., ликвидировали, поскольку потребовались тюремно-лагерные учреждения, отвечавшие новым задачам: окончательному подавлению и изоляции от общества тех, кто претендовал на политическую оппозиционность режиму, на фоне компромисса с широкими социальными слоями в социально-экономической сфере. Так в рассматриваемый период закладываются существенные предпосылки для возникновения системы ГУЛАГа.

1. Рубинов Михаил Владимирович, аспирант кафедры отечественной истории Пермского государственного педагогического университета.

2. Ленин В.И. Полн.собр.соч., т.33, с.90-91, 102.

3. Там же, т.35, с.195-205.

4. Обухов Л.А. Зарождение советской пенитенциарной системы // Тоталитаризм и сопротивление. – Пермь, 1993. – С.6.

5. Известия ВЦИК, 1918, 22 февраля.

6. Кузьмина А.С. Становление исправительно-трудовых учреждений в Сибири. 1917–1924. – Омск, 1980. – С.28-29.

7. В 1919 г. из Пермской губернии была выделена Екатеринбургская, куда вошла восточная часть прежней территории губернии. – М.Р.

8. Государственный архив Пермской области (далее – ГАПО), ф. р-320, оп.1, д.4, л.2-6; оп.2, д.2, л.68.

9. Там же, л.11; ф.164, оп.1, д.270, л.143.

10. Так в тексте, хотя следовало бы сказать: «обезопасить». – М.Р.

11. Капустин М.П. Конец утопии? – М.,1990. С.120-121; Пайпс Р. Русская революция, ч.2. – М.,1994. – С.528-529. Декреты советской власти, т.3. – М., 1964. – С.291-292.

12. Дзержинский Ф.Э. Избранные произведения, т.1. – М.,1974. – С.188.

13. Сборник нормативных актов по советскому исправительно-трудовому праву. 1917–1959 гг. – М.,1959. С.37.

14. В советском делопроизводстве эти учреждения часто именовались концлагерями, поскольку точные наименования учреждений в официальных материалах не всегда выдерживались, а состав заключенных в этих лагерях не был однородным. – М.Р.

15. ГАПО, ф.р-56, оп.3, д.3, л.7, 22, 33, 36; ф.р-301, оп.1, д.16, л.8-9; д.104, л.22, 25, 29.

16. Государственный архив Российской Федерации (далее – ГА РФ), ф.р-3524, оп.1, д.39, л.39, 105; д.40, л.5-6, 8-14; ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.43, л.7-9,18,22; д.89, л.11,13; оп.2, д.2, л.21-24, 27-28; д.23, л.15; д.25; оп.3, д.1, л.5; ф. р-436, оп.1, д.32, л.58-60; д.37, л.162.

17. ГАПО, ф.164, оп.1, д.260, л.1-2, 34; д.270, л.143 ; оп.2, д.74, л.47-52, 60-66; ф.р-56, оп.3, д.2, л. 49 ; оп.3, д.3, л.22, 33; ф.р-301, оп.1, д.104, л.25, 31-33; ф.р-320, оп.1, д.73, д.74, д.237; оп.2, д.23, л.8-15; ф.164, оп.2, д.58, л.179; ф.р-320, оп.2, д.7-8; д.26, л.15. Статистический сборник на 1923 г. Издание Пермского губисполкома. – Оханск, 1923. – С.36.

18. ГАПО, ф.р-436, оп.1, д.61, л.262.

19. Там же, д.71, л.4-13; д.73, л.3-4; д.74, л.1-2.

20. Там же, ф.р-320, оп.1, д.1, л.2; Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу, ч.2. – М., 1991. – С.474.

21. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.4, л.11.

22. Там же, л.8; д.33, л.81, 83.

23. Там же, д.33, л.64, 68, 76; Сборник..., с.15-16, 22-25, 62-73.

24. Сборник..., с. 66-67, 80-82.

25. Там же, с. 23, 66-67, 82-83.

26. Там же, с. 67; ГАПО, ф. р.-320, оп.1, д.33, л.133-134.

27. Звезда, 1921, 21 нояб., 10 дек.

28. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.12, л.77-79; д.33, л.40.

29. Росси Ж. Указ. соч., ч.2. – М., 1991. – С.293.

30. ВЧК-ГПУ: Сб. документов. – Вермонт, 1989. – С.104, 111.

31. Сборник..., с. 24,84.

32. Там же, с. 74; Росси Ж. Указ. соч., ч.1. – М., 1991. – С.141; ч.2. – М., 1991. – С.309; Декреты..., т.3. – М., 1964. С.80.

33. Звезда, 1921,1–3 июля; ГАПО, ф.р-49, оп.1, д.18, л.8.

34. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.2, л.178-179; д.5, л.3, 20, 24; д.33, л.51, 68. Сборник ..., с. 76. Кузьмина А.С. Указ. соч., с. 69.

35. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.33, л.51, 64; оп.2, д.8, л.19, 68, 355, 396, 399, 448, 490, 506, 539.

36. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.33, л.37; Кузьмина А.С. Указ. соч., с.69.

37. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.12, л.6-7, 21-22; д.33, л.46, 47.

38. Там же, д.4, л.9.

39. Там же, л.11; д.33, л.47, 91-92,109. Звезда, 1921, 10 окт.

40. Звезда, 1920, 30 сент.

41. ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.33, л.32, 81–82, 133, 120.

42. Там же, д.2, л.178-179; д.4, л.10.

43. Цит. по: Кузьмина А.С. Указ. соч., с. 73.

44. Сборник..., с.18-39; ГАПО, ф.р-320, оп.1, д.68, д.73, л.1-72; ф.р-436, оп.1, д.32, л.65.

45. ГАПО, ф.р-301, оп.1, д.104, л.27-29.

⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒