| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
2.8. Судьба и жизнь
В назидание потомкам решил написать, как я стал сыном «врага народа» и как прожил жизнь. Очень не хотелось чтобы мое жизнеописание выглядело как казенная автобиография.
Начну с того, что родился я, Мочилин Евгений Александрович, в городе Москве в самом центре столицы, на улице Горького, ныне Тверской, в доме № 5, а это в двухстах метрах от Красной площади.
Отец, Александр Сергеевич Мочилин, сын рабочего московского паровозного депо, закончил рабфак, а затем институт инженеров транспорта. Работал на Рязанской железной дороге начальником отделения. Он вступил в партию большевиков, но сделал это больше по убеждению. Чем из соображений карьеры. За хорошую работу он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и переведен на работу в г. Москву, назначен инструктором в ЦК ВКП(б) в отделе железнодорожного транспорта. Произошло это в 1931 году
В Москве он познакомился с моей мамой из города Новая Прага Днепропетровской губернии на Украине. Была она дочерью еврея коновозчика Гольдштейна Ефима Файвиосевича, который занимался перевозом грузов на телегах (аналогия современному шоферу-дальнобойщику), и еврейки Софьи Ефимовны, занимавшейся домашним хозяйством и воспитанием детей – у них было четверо.
Мама Нина Ефимовна Гольштейн очень глубоко восприняла идеи большевиков: свобода, равенство и братство, мир – народам, земля – крестьянам... Не подозревая, конечно, каким фарсом это в конце концов обернется, она в 15 лет ушла из дому в 1919 году. Она приехала в Москву. Чтобы устроиться на работу и продолжить образование. Здесь она вступила в комсомол и познакомилась c Надеждой Константиновной Крупской, которая занималась молодежью.
Маму, как грамотного человека направили в деревню образовывать неграмотное население – это тогда называлось работать избачом. Потом она вернулась в Москву. Родители полюбили друг друга и решили создать семью. В 1934 году на свет явился я. Отец перешел на работу в Московский научно-исследовательский институт железнодорожного транспорта заместителем директора по научной работе, одновременно являясь научным консультантом народного комиссара путей сообщения (НКПС) Кагановича. Отец защитил диссертацию и имел звание доктора физико-математических наук.
Мама работала референтом в аппарате ВЦИК СССР (Всесоюзный Центральный Исполнительный Комитет) у М.И Калинина, одновременно обучаясь в институте цветных металлов и золота (был тогда такой престижный институт).
Так подробно я пишу о своих родителях для того, чтобы было ясно «чей я родом, откуда я», как я стал сыном «врага народа» и жертвой политических репрессий.
Рассказ о себе начну с раннего детства, естественно, пользуясь воспоминаниями и рассказами родных, а также документами, из следственных дел родителей.
В феврале 1937 года был арестован мой отец, а 17 августа 1937 года он был осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР и приговорен к расстрелу по обвинению в том, «что он является участником антисоветской троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство тов. Кирова. В 1935 году организовал боевую троцкистскую группу в НКПС и подготовлял террористический акт против Кагановича Л.М...» Выписка взята из приговора суда.
Суд длился 20 минут (с 15.00 до 15.20), и приговор приведен в исполнение в тот же день.
Маму арестовали 7 сентября 1937 года и посадили в Бутырскую тюрьму, 2 октября 1937 года она была приговорена Особым Совещанием при Народном Комиссаре Внутренних дел СССР к отбыванию наказания в исправительно-трудовом лагере. Выписка из протокола гласит: «Гольдштейн Нину Ефимовну как члена семьи изменника родины заключить в исправтрудлагерь (Нарым) сроком на восемь лет»
У меня имеется «Справка» адресованная начальнику 4 отдела УГБ УНКВД Московской области: «На основании Вашего предписания ОТК УНКВД МО 7 сентября 1937 года изъяты дети арестованной Гольдштейн Нины Ефимовны 3 лет. Изъятые дети переданы в Даниловский детприемник УРКМ». Даниловский детприемник (для малолетних преступников) находился на территории Свято-Даниловского монастыря.
Как мне удалось выяснить (только в 1999 году с помощью страницы в интернет Московского «Мемориала»), я находился недалеко от места захоронения останков отца. Он захоронен в общей могиле на территории кладбища Донского монастыря. Ранее на многочисленные запросы органы отвечали нам, что «место захоронения неизвестно. Хочу обратить внимание на формулировку: «изъятые дети», – будто речь идет о каких-то вещах.
Таким образом, в 3 года я лишился родителей, стал изгоем – сыном «предателей и врагов народа». Изъятые дети лишились не только свободы, но и родственных связей. Часто фамилий, их заставляли забывать о своих родных и близких, они становились детьми государства, детьми «отца всех народов» Сталина. Родные папы (дедушка, бабушка и две сестры), проживавшие в Москве, отреклись от него и его жены, меня никто не стал разыскивать и заботиться о моей судьбе.
Обо всем случившемся узнала тетя Сарра. Сестра мамы, которая проживала в г. Константиновка Сталинской области (ныне Донецкая обл.) Украинской ССР. О несчастии она узнала из письма московских друзей мамы. Приехав в Москву, тетя начала свои «хождения по мукам». Обошла все инстанции, от отделов милиции до УКГБ на Лубянке и УНКВД МО, где ей отвечали, что такого ребенка нет и где он находится неизвестно. Обратилась во ВЦИК. Ей удалось добиться приема у председателя М.И. Калинина и объяснить, что ищет сына арестованной сестры, которая работала в его аппарате.
Калинин на бланке ВЦИК написал: «Ребенка найти и выдать на руки». С этой запиской Сарра Ефимовна пошла на Лубянку, там ей указали, где меня содержат. Тетя Сарра рассказывала: «Приехала к Даниловскому детприемнику. Передо мной каменный забор и окованные железом ворота. Постучала. Открылось смотровое окошко и выставилось злое, неприятное лицо, и хриплый голос спросил: «Что надо?» Подаю записку. В ответ: «Ждите». Пришлось ждать на морозе (уже была зима) около двух часов. Вдруг открывается калитка в воротах и мне дают сверток, завернутый в солдатское одеяло, со словами: «Возьмите и распишитесь». Расписалась в амбарной книге и бегом на вокзал».
Она очень боялась, что могут передумать и меня опять отнять, а ее арестовать.
Тетя привезла меня в Донбасс, а через некоторое время оформила усыновление. Тетя рассказала, что после детприемника голова моя оказалась остриженной «наголо», одет я был в какую-то робу – ну натуральный з/к.
Она была обыкновенным фельдшером, в партии не состояла и поэтому, видимо, никаких подозрений со стороны власти не вызывала. В г. Константиновка мы прожили до 1942 года втроем – дедушка, тетя и я, т.е. до тех пор, пока немецкие войска не подошли к городу. Хорошо помню, мне ведь было уже семь лет, и я собирался идти в первый класс, как немцы бомбили город, а мы, пацаны, бегали и собирали горячие зазубренные осколки от бомб и снарядов. Небо от взрывов стало черным. Тете как медработнику разрешили эвакуироваться только в последнюю очередь. Железная дорога к этому времени уже была перерезана немецкими танками. Пришлось уезжать на бричке, в которую нас взял родственник.
В мою детскую память врезался такой эпизод. Едем мы по степи, гладкой, как стол. Вдруг появились самолеты и начали бомбить. В воздух полетели какие-то кули, мешки и начали там разрываться. Над степью полетела белая пыль. В считанные минуты вся степь стала белой. Как будто покрылась снегом, а был только сентябрь месяц. Мне потом объяснили, что немцы бомбили мукомольный завод, а над степью летела мука. Доехав до г. Краматорска, мы попали в последний отходящий эшелон. Ехали в теплушке два месяца. В дороге поезд не раз бомбили. Высадили нас в Казахстане на каком-то полустанке уже зимой. Поселили несколько семей в глинобитную кошара – сарай для овец. Холодно, голодно, а вокруг степь, покрытая снегом. Вдруг приезжает казах на коне в лисьем малахае с хвостом и бросает на глиняный пол несколько красивых птиц и что-то говорит. Конечно, его никто не понял. Все (это были женщины, дети и старики) с удивлением смотрели на диковинку, никто никогда таких птиц не видел и что с ними делать не знал. Пришла женщина – казашка, принесла большие сковороды, а казах на коне привез казан (круглый котел), вязанку дров и муки. Казашка на глиняном полу развела костер, расстелила овчину мехом вниз и замесила тесто. Она жестом объяснила женщинам, что птиц (это были фазаны) надо ощипать и разделать как кур. Замесив тесто, казашка изготовила большую лепешку, положила ее в сковороду и накрыла другой. Разгребла угли костра, поместила на это место сковороды и засыпала их углями. Казан был установлен на очаг, сделанный из камней, в воду, полученную из снега, брошены фазаны. Через час мы могли приступить к трапезе. Ничего вкуснее я, кажется, никогда до этого не едал.
В казахской степи мы прожили недолго. Нашей семье удалось уехать в г. Ташкент, там уже много лет (с 1922 г.) жил тетин брат – дядя Исаак. Из Ташкента местные власти направили тетю на работу врачом в отдаленный кишлак. Здесь нас поселили в глинобитный сарай, из которого перед этим выгнали овец. В имевшуюся дыру надо было вставить стекло, убрать навоз, побелить стены. Постели были сделаны из досок, уложенных на камни. Все это тетя Сарра проделала собственными руками. К местному климату мы были непривычны и акклиматизировались очень тяжело. Дедушка не смог вынести такие мучения, заболел и умер в 1942 году, а я заболел малярией. Меня трясло ежедневно с 12 до 15 часов, как по расписанию, а после окончания приступа наступала такая слабость, что не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой.
В сентябре 1941 года я должен пойти учиться в первый класс, война не дала этому осуществиться. Мы остались с тетей, которую я называл мамой. И начались наши переезды из одного кишлака в другой. Выбирать место жительства сами не имели права, только по направлению начальства. Наконец, мы приехали в кишлак, где была школа. Четырехлетка со смешанным узбекско-русским обучением, при этом в одном классе сидели ученики с первого по четвертый класс, девочек вообще не было. Интересный факт: при фотографировании нас поставили на колени. Тетя купила козу, которая наплодила нам небольшое, в 5 голов, стадо, я пас его и заготовлял корм. Наконец мы перебрались в районный центр Пскент, где была нормальная школа-десятилетка на русском языке. И вот пришел долгожданный и радостный день, День Победы, а я закончил в этом году 4-й класс.
От всех окружающих сведения о моих родителях тщательно скрывались, никто не знал, что я сын репрессированных «врагов народа». Я, был сыном Гольдштайн Сарры Ефимовны, тети Сарры, а отца своего не помнил. Такая версия излагалась во всех написанных мною автобиографиях и заполненных анкетах. Это был тяжкий крест, который приходилось нести во избежание различных ущемлений и репрессий. Меня даже приняли в 14 лет в комсомол, а в компартию я вступать отказался.
Подходил к окончанию срок маминого заключения – каторги. Она приехала в 1946 году. Ей разрешили проживание в Пскенте, так как это был небольшой районный городишко, расположенный далеко от республиканского центра. В 1947 году проводили послевоенный сталинский обмен денег. Все происходило перед нашими любопытными пацанскими глазами (жили мы рядом с Госбанком). Запомнился один эпизод. В последний день обмена производился только до обеденного перерыва. Часов в 12 к банку подъехал узбек на ослике с притороченными двумя полными мешками, а у входа в банк стояла огромная очередь желающих обменять заработанные потом и кровью «копейки». Порядок охранял усатый миллионер – узбек. Мужик с ослом покрутился около очереди, подошел к миллионеру и попросил помочь с обменом за хорошее вознаграждение (т.е.взятку). Я понимал их разговор, так как почти в совершенстве изучил узбекский язык, общаясь с местными детьми. Милиционер оказался «шутником» и посоветовал просителю приехать после обеда! Узбек приехал после обеда, очереди уже нет, банк закрыт, а у входа стоит тот же милиционер. Он объяснил с улыбкой узбеку, что обмен закончен и больше проводится не будет. Узбек задрожал и заплакал и, выхватив нож пошел на усатого, а тот достал револьвер и пригрозил его застрелить. Владелец денег в истерике развязал мешки и стал пригоршнями выхватывать купюры разного достоинства и бросать вверх. Вокруг полетел радужный денежный листопад. Мы, ребята, бегали и собирали эти радужные обесцененные бумажки, заработанные тяжким трудом. А милиционер советовал не разбрасывать деньги, а лучше оклеить ими кибитку для красоты.
Мамы пожила с нами недолго, уехала в город Коканд устроиться на работу, так как туда после окончания войны направили на работу маминого брата Лазаря управляющего банком. Ей помогли получить «чистый» паспорт (без отметки о заключении) и устроиться на работу. В 1948 г. мы приехали в Коканд всей семьей. Здесь я продолжил образование и окончил школу, здесь у меня появились друзья. Здесь я стал встречаться с девушками, здесь зародилась первая любовь.
В десятом классе нас было тринадцать – чертова дюжина, а обучались мы раздельно: мальчики в одной школе, а девочки в другой. Наши правители, видимо, считали, что при таком способе обучения мы лучше сохраним наше целомудрие. Из тринадцати шестеро были евреями: я, Сеня Гершман, Боря Хиной, Семен Фурман, Володя Рахмилович, фамилии шестого, к сожалению, не помню. Сеня, Борис и Семен были моими друзьями. Володя Рахмилович жил в детдоме, он был эвакуирован из блокадного Ленинграда. После окончания школы все разлетелись в разные стороны. Семен Фурман оказался в Крыму, Гершман и Хиной в Ташкенте, и я все время поддерживал с ними связь. В 1998 году Сеня Гершман с семьей уехал в Израиль.
После окончания школы я попытался поступить в Московский транспортный институт, однако попытка не увенчалась успехом, так как я приехал с периферии, и жить мне было негде. Возвратился домой, и на следующий год меня призвали для службы в армии. Попал в г. Каунас Литовской ССР. Здесь произошел характерный для тех лет инцидент: для литовцев мы были оккупантами. Будучи в увольнении, я шел по улице, и вдруг около моих ног упал большой цветочный горшок. Поднимаю голову и вижу: на балконе третьего этажа стоит женщина, улыбается и что-то говорит, вроде бы извиняется, а может быть, проклинает. Был случай нападения «лесных братьев» (партизан) на караул на аэродроме. Так литовцы боролись против советских оккупантов.
Вскоре меня перевели в г. Вольск Саратовской области в школу младших авиационных специалистов. За хорошую успеваемость меня направили на обучение в Военное авиационное училище в г. Молотов (так тогда называлась Пермь). Здесь я познакомился с очень хорошей девушкой – Аннушкой, которая стала моей женой и после того, как я окончил училище, поехала со мной на Дальний Восток в г. Спасск-Дальний, куда я получил назначение. В военное училище я попал только потому, что не был на учете в органах и к этому времени умер «вождь всех народов» – тиран Джугашвили-Сталин.
В 1956 году мама поехала в Москву и начала хлопотать о реабилитации отца и себя. Папа был реабилитирован решением Верховного суда СССР из-за отсутствия состава преступления, мама также была реабилитирована, так как единственным ее преступлением было то, что она была членом семьи «врага народа».
Я уволился из армии в 1962 году, и мы переехали с женой и дочерью Мариной в г. Пермь. Здесь я закончил Пермский политехнический институт. Работал на различных предприятиях города в должностях старшего инженера, начальника отдела, начальника цеха, энергетика предприятия. В 1967 году у нас родилось два сына – Саша и Володя. Сейчас у нас уже трое внуков и две внучки, все проживают в г. Перми. К сожалению, здоровьем похвастаться не могу, в 1987 году перенес инфаркт, однако после лечения продолжил трудовую деятельность. В 1989 г. состояние здоровья ухудшилось настолько, что меня вывели на II группу инвалидности. С тех пор являюсь пенсионером.
Вот вся моя жизнь, жизнь сына бывших «врагов народа». Хочу только добавить несколько слов. Мать прошла такую тяжкую, зверскую школу коммунистического перевоспитания, что до самой смерти боялась рассказывать о своих муках и переживаниях в лагерях ГУЛАГа. Когда я начинал не очень почтительно высказываться о советской власти и ее руководителях, она просила меня этого не делать, так как продолжала бояться последствий. Мама последние годы жила со мной в г. Перми и умерла в 1988 году.
1. Евгений Александрович Мочилин-Гольдштейн, 1934 г.р., быв. военнослужащий, штурман дальней авиации.
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
