⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒

5.2. «Чтобы трупы не попали в нежелательные руки…»

Здравствуйте, уважаемый Владимир Федорович.

Прочитали на днях Вашу статью в пермской Книге памяти – большое спасибо, рады, что пригодились наши материалы.

Получается, что остров мертвых (см. том 2, часть 6 Книги памяти, стр.312) – тоже место расстрелов ГПУ-НКВД? Но под Пермью, вроде же, есть еще «официальные» полигоны, где происходили расстрелы? Не могли бы Вы немного написать об этом, если знаете. У нас есть 12-й км под Екатеринбургом: там сейчас устроен мемориальный комплекс, на стелах выбиты имена ок.18 тыс. захороненных жертв (расстрелы, однако, производились не на самом полигоне, а в подвалах нашего НКВД на Вайнера, 4), поставлен памятник. А вот про Пермь мы в этом отношении практически ничего не знаем – любые сведения будут ценны. Ведь многие священники нашей епархии служили и в храмах Перми, кто-то, возможно, был там же арестован и расстрелян...

 

С уважением,

Монахиня Евстафия, Екатеринбург.

Когда речь заходит о красном и белом терроре, нередко возникает вопрос: чем был вызван разгул массовых убийств? Одна из сторон, участвующих в непрекращающейся исторической дискуссии, говорит о том, что красный террор был объявлен в ответ на белый террор, и сделано было это с тем, чтобы подавить контрреволюционные выступления. Приводится и известный тезис: какая же это революция, если она не может защищаться?

Действительно, примеров жестокости в период гражданской братоубийственной войны известно немало – и с той, и с другой стороны. Большевики, удержавшись у власти, выпустили немало пропагандистской литературы, изданий, обосновывающих необходимость жестокого подавления противника. В 1920 году была даже выпущена «Красная книга ВЧК», в которой публиковались доказательства контрреволюционной борьбы, материалы, показания, протоколы допросов, обвинительные заключения и приговоры ревтрибуналов. Интересно, что книга «Красная книга ВЧК» была переиздана спустя почти 70 лет, в двух томах (М., ИПЛ, 1989). Но издание страдает неполнотой материала: нет в ней документов, которые стали известны в последние годы (и давно опубликованы в эмиграции).

Нет и откровенных признаний организаторов красного террора, признаний и указаний, которые говорят о многом… Нужно сравнивать и делать выводы, нужно искать истину.

Официально красный террор был объявлен 5 сентября 1918 года, в ответ на убийства большевицких вождей Володарского и Урицкого, а также как месть за покушение на Ленина. Но на самом деле массовый террор был развязан уже задолго до этого. Один из вождей коммунистов Г. Зиновьев (Радомысльский), соратник Ленина, доступно и откровенно формулировал подчиненным одну маленькую разницу: «буржуазия уничтожает отдельные личности, а мы уничтожаем целыми классами». Еще более циничные высказывания на эту тему встречаются у других вождей, самого Ленина, Троцкого, а также из уст руководителей ВЧК Дзержинского, Лациса, и товарищей на местах.

В «Еженедельнике Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» 22 сентября 1918 г. опубликован приказ наркома внутренних дел Г.И. Петровского, в котором говорилось:

«Все известные местным советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белой среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел. Местные губкомы должны проявить в этом отношении особую инициативу» («Красная книга ВЧК»).

И проявляли. В июне того же 1918 года в Перми группа боевиков под руководством первых руководителей местных органов советской власти, в том числе члена ВЦИК Гавриила Мясникова, организовали похищение и убийство ссыльного гражданина Михаила Романова с его секретарем, епископа Андроника и многих других. Отличие в действиях инициаторов только в том, что весной большевики вынуждены были еще проявлять осторожность, а к осени они уже не скрывали своих кровожадных устремлений и намерений. Всем стало ясно: их цель оправдывает самые неправедные средства. За расхожим высказыванием «история нас рассудит» скрывалась железная надежда на то, что правы могут быть только они, а не буржуи и их приспешники.

Для них, членов многочисленных «эскадронов смерти», никакого значения не имело то, что в «приспешниках» оказались и тысячи таких же тружеников, ни в чем не виновных.

 

В документах, обнаруженных в ГАРФе и недавно обнародованных, всплывает и кровавая фигура комиссара Бела Куна. Речь идет о расстреле целой группы пермских железнодорожников. Свидетели показывают, как все происходило в тот день – 30 декабря 1918 года (ГАРФ ф. 9440 оп.1 д.1 л.50).

Начальник отдела милиции красных рассказал, что в тот день он находился на станции Кузино Западно-Уральской ж/д.

Составил настоящий протокол о нижеследующем: собирал сведения об убитых и расстрелянных агентах железной дороги большевиками. При этом спрошенные по сему делу лица объяснили следующее: счетовод 1-го участка Службы Пути Александр Леонтьевич Данилов, гражданин города Самарканда, заявил, что слышал о расстреле большевиками дорожного мастера станции Кормовище Залит. Кроме того, он слышал и о расстреле большевиками его сына, телеграфиста Залит. За что они были расстреляны, он не знает. Также он располагает данными о расстреле большевиками начальника станции Лысьва Казубенко.

Жена дорожного мастера в Заколодке Залит, Мария Петровна Залит, сообщила, что чехи и словаки со станции Кормовище отступили ночью 13 августа. Вечером на следующий день пришли красные. Комендант станции Бобышев и помощник начальника станции Филистеев приказали оставшимся служащим выйти на работу. На следующий день, то есть 15 августа 1918 г., мой муж, поработав немного на станции, пошел в казарму 39-й версты, откуда обратно не возвращался. Я узнала об аресте моего мужа от одного рабочего на станции. После моего возвращения со станции сын мой, телеграфист Иван Николаевич Залит, пошел на станцию, откуда тоже обратно не вернулся.

Нужно сказать, что до ареста моего мужа и сына, первого возили на 42-ю версту, где стоял штаб красных, откуда мужа привезли обратно на станцию. По поводу дальнейшей судьбы моих мужа и сына знаю то, что в час дня, как говорят, приехал какой-то политический комиссар Бела Кун и тотчас расстрелял их».

Жена Казубенко, Варвара Алексеевна, показала:

«Когда 11 августа 1918 г. чехи и словаки отступили со станции, то в тот же день моего мужа арестовали и отправили в город Пермь. Когда моя дочь Мария явилась в Пермскую Городскую Чрезвычайную Следственную Комиссию, то комиссар Екинин сказал: отец твой расстрелян, и на ее вопросы, когда и за что расстрелян и где похоронен, отвечать отказался и велел обратиться к комиссару Малкову, который и передал ей, что отец расстрелян за передачу телеграфных аппаратов в руки белых из Народной армии. Малков добавил, что это ему было передано лицом, внушающим доверие, словесно. На просьбу с ее стороны о выдаче тела Малков ответил, что не знает, где оно, и дал ей записку, чтобы комиссар Екинин показал обвинительный акт…».

В Перми до сих пор существует улица, названная в честь видного чекиста П. Малкова. Увековечен и краткий миг пребывания товарища Бела Куна в Перми (в июне 1922 года участвовал в заседании местных губкома партии и губисполкома). Черная чугунная доска в его честь украшает здание пермской городской администрации.

 

Для улучшения специфической «работы» чекисты во главе с работниками ЦК ВКП (б) выработали практические указания, инструкции, например:

«…Предоставить районам право самостоятельно расстреливать. Взять заложников из фабрикантов, буржуазии и их союзников. Объявить, что никакие ходатайства за арестованных не принимаются… Устроить в районах мелкие концентрационные лагеря… Принять меры, чтобы трупы не попали в нежелательные руки».

Елена Николаевна Пашкина, жена бывшего офицера, помощника начальника тюрьмы, служившего при большевиках конторским чиновником, ищет труп мужа. Пашкин в числе 25 человек был выведен за город по Сибирскому тракту и там расстрелян. Жене его один из руководителей Пермской ЧК Воробцов написал записку (документ хранится в ГА РФ, Ф. 9440. Оп. 1. Д. 1. Л. 95) следующего содержания:

«Пашкин расстрелян, труп его можно выдать жене. Воробцов, 13 июля 1918 г.».

Уже давно нет в живых свидетелей тех страшных времен. Но свидетельств – рукописи не горят! – сохранилось в архивах немало. Нельзя предавать их забвению.

 

Поделиться: