⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒

1.22. Прошлое – тяжелый крест

Я родилась в 1916 году в деревне Остров Волховского района Ленинградской области. Наш колхоз назывался «Остров социализма». Это недалеко от Волховстроя.

Семья наша состояла из тринадцати человек – отец с матерью и 11 детей. Двое детей умерли небольшими – восьми и четырнадцати лет. Остальные девять человек, братья и сестры, все были живы-здоровы. Родители мои, Гришина Анна Михайловна и Гришин Иван Федорович, очень много трудились. Мы не знали, когда они ложились спать и когда вставали. Отец с матерью были хорошими родителями, любили Родину, свой край и свою деревню, речку Волхов…

В колхоз все поверили

Наша семья сама, без принуждения, вступила в колхоз. Отец написал заявление. И всё, что было, – корову, лошадь, телегу, сани – мы отдали в колхоз. Трудились в нем до 1935 года. Пять человек в семье работало, и колхоз нас хорошо обеспечивал. Мы были довольны. Это не то, что наш отец сохой да плугом пахал бы один на всю семью.

Родители старались, нас учили. Я в сельской школе закончила четыре класса. Потом появилось много маленьких детей, мне пришлось вечером учиться, а днем нянчить братишек и сестренок. Маме тяжело приходилось. Она работала на двух работах, при этом у нее всегда хватало времени на детей. Каждую неделю нас в баньке мыли. Банька стояла у речки, на очень красивом месте…

Вся наша семья была певчая, мама очень хорошо пела и нас учила. Что бы она ни делала, в поле или по хозяйству, всегда нас, детей, привлекала, мы с удовольствием трудились все вместе. И вместе с мамой пели песни. У нас в доме была гитара, балалайка…

Мама с отцом верили в Бога, может, поэтому сам Бог помогал им справляться со столь большой семьей. Мы ходили в церковь, мама нас, старшеньких, брала, и мы даже пели на клиросе.

Когда случилась революция 1917 года, отец нас ненадолго всех оставил, ушел на фронт. Мы надеялись, что после революции нам жить будет легче. Очень верили в это дело, верили в Ленина. Я и сейчас к нему отношусь с сожалением…

В нашей деревне коллективизация прошла дружно. Почему-то в коллективизацию, в колхоз все поверили. Единоличники хоть и оставались, но их было не так много. Помню, большинство работали в поле сообща.

Впереди ждал удар…

Когда нас выселили, это было для всей семьи страшным ударом. Нам даже не сообщили о выселении. И раскулачивания никакого не было, потому что все в колхоз отдали, все работали там.

А получилось вот как.

Это было в 1935 году. Однажды ночью приехала машина, забрали старшего брата и отца и увезли в город Волховстрой, в 12 километрах от нас, в тюрьму. Объяснять никто ничего не стал. Я в это время училась в Ленинграде, в техникуме, на воспитателя детского сада, по направлению гороно. Какое-то внутреннее чутье мне подсказало: поезжай домой, там беда. Я скорее в узелок свои вещички связала и поехала домой. И что же? Мама с маленькими детьми сидит на сундуке посредине комнаты. А кругом что творилось! Соседи и какие-то незнакомые люди выносят из погреба огурцы, помидоры, муку… Из кладовых, из подвала, с сеновала и даже с чердака всё растащили Остались только дети и этот сундучок, на котором сидела мама.

Я проплакала всю ночь, а утром надела костюмчик и кофточку, которые мне сшили для учебы. Мама настряпала каких-то пышек, что-то положила в узелок и отправила меня в Волховстрой в тюрьму, проведать отца с братом. Приезжаю в эту тюрьму, подхожу к дежурному и говорю: «Передайте, пожалуйста, у меня тут папочка сидит с братом». Он передачу у меня взял и спрашивает: «А кто вы будете Ивану Федоровичу?». «Я его дочка», – с гордостью отвечаю. Дежурный куда-то ушел, потом приходит с пакетом и говорит: «Унеси этот пакет по такому-то адресу». Мне тогда еще семнадцати не было, соображения маловато. Надо было хоть немножко подумать, может, тогда моя судьба сложилась как-то иначе. Но я без тени сомнения сделала все, как мне велели. Прихожу по указанному адресу к дежурному. Он взял пакет, куда-то ушел с ним, потом вернулся и сказал: «Пройдите в такой-то кабинет». Там сидел лейтенант. Он при мне вскрыл пакет, достал из него какой-то документ, прочитал. Говорю: «Разрешите идти?». «Нет, вы арестованы», – отвечает. «Как?! – слезы градом покатились из моих глаз… – Как же так?! Я ведь ничего плохо не сделала, папа с братом тоже ни в чем не виноваты, мама страдает с детьми…» А он как ударил пистолетом об стол: «Молчать, вы арестованы!» До вечера там просидела, а вечером нас выстроили человек пятьдесят и повели в тюрьму.

Везли в неизвестном направлении

В тюрьме я просидела с неделю. А потом подогнали эшелон товарных вагонов к вокзалу, нас всех туда привезли. И там я увидела маму. Она приехала вместе с детьми на дровнях-развалинах. Папу с братом тоже привезли. Нас всех поместили в один вагон…

Тогда многих повезли с Волховстроя, из других городов, деревень. Были образованные, интеллигентные люди из Ленинграда и простые крестьяне… Когда эшелон тронулся, мы видели, как по Волховстрою шли люди – с плакатами, знаменами, с портретами вождей. Они веселились, пели песни. А нас повезли в ссылку…

На больших станциях эшелон всегда в тупик ставили, стояли сутки-двое. Наконец, привезли на Урал, на станцию Всеволодо-Вильва. Начали выгружаться. Да что там выгружать? У нас из всех вещей – только сундучок, тот самый, из дома. Но поскольку семья большая, начальство разрешило везти с собой корову. Благодаря ей мы и выжили… После Всеволодо-Вильвы нас на машинах переправили Иваку, а оттуда уже по узкоколейке везли в лес, в тайгу. От Иваки – примерно 25 километров.

Приехали в поселок Степановка. Место живописное, исключительно красивая природа. Поселок разделен на две части: обе расположены на возвышенностях, а посредине речка. Нам дали небольшой домик, он просто срублен из леса – неотесанный ни снаружи, ни изнутри, чем-то прикрыта крыша… Кормили нас два раза в день, об остальном пропитании, сказали, хлопочите сами – идите в лес. Благо, в нем было много разной живности. Отец каждое утро приносил зайчика, а то и двух.

Мне и еще одной девочке предложили работать. Обули нас в лапти, отправили в лес. Дали топоры, чтобы мы бревна очищали от сучьев. Вот такая у нас была работа.

Мы всячески старались разнообразить наш быт. Открыли в клубе драмкружок, организовали хор – я в нем тоже пела. Клуб такой же деревянный, неотесанный, как и дома, но с очагом культуры было все равно веселее. Что-то придумывали, старалась участвовать в общественной жизни, во всех мероприятиях.

Вскоре в поселок приехал представитель гороно и предложил мне организовать детский сад. Как уж мне это удалось – не знаю, но организовала. Работала и заведующей, и воспитателем. Малышей насчитывалось от сорока до пятидесяти – в основном это дети переселенцев. Я была счастлива, что из всех высланных меня освободили в числе первых. Иметь работу, паспорт – это было большим счастьем. Документов ведь ни у кого не было, если кому-то надо было поехать в ближний город (далеко нам не разрешали), то брали разрешение у коменданта. Без его ведома никто из поселка не отлучался.

Так и жизнь прошла…

Постепенно жизнь в поселке налаживалась. Где-то раздобыли книги, немножко население дало, и открыли библиотеку. Мою маму, как многодетную, направили работать библиотекарем. Так ей стало полегче. Освободили нашу семью в 1944 году, всем выдали документы. Я пробыла в ссылке 5 лет – меньше, чем мои родные. Как освободилась, переехала в город Кизел, поближе к родителям. Постоянно к ним ездила, проведывала, помогала, как могла. Училась заочно в дошкольном техникуме и вечерней школе, а днем работала воспитателем в детском саду…

Вся-то жизнь прошла вот так: и родителям тяжело было, и нам. Вскоре умерла мама – не могли ее спасти, не было врача. Вечером приходили – мама была еще живая, а утром ее уже не стало. Это случилось в 1942 году. Война, голод… Отец остался один с пятью детьми. Впроголодь ходил, а детям свой кусочек делил. Он так и не женился. У нас был замечательный отец. Во всех отношениях: и физически здоровый, и красивый, и трудолюбивый… Мои родители все умели делать: и валенки катать, и шубы детям шить, и еще много чего… А главное – они вырастили нас достойными людьми. Несмотря на все тяготы и лишения.

И какое может быть у меня сейчас впечатление от трудпоселенки? Правда, замуж я вышла, есть дочь, уже взрослая, но муж-то мой погиб после войны. В общем, так судьба сложилась, что мечтать о хорошем и вспоминать с улыбкой прошлое не могу. До сих пор что-то гнетет. Иногда вспоминаешь то, что пришлось пережить, и хочется плакать и плакать. Если всё подробно описать, получился бы хороший роман, полезный для молодежи. Книга о моей жизни…

 

Поделиться: