| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
1.35. «Высылали-то из деревни — кто хлеб растил, пахал землю, Родину защищал свою»
Из воспоминаний Георгия Михайловича Боровинского
Мои родители и я — уроженцы Омской области, сейчас там Тюменская область. В 1931 году были высланы в то время в Молотовскую, сейчас в Пермскую область.
Семья была семь человек: отец, мать и пятеро детей, от одного года до десяти. Здесь, куда нас привезли, было сезонное заведение, где сплавом занимались, был кордон и стояло всего три домика. Туда было привезено 50 семей из села Боровинского. В товарных вагонах привезли, а потом на лошадях восемь километров от станции до этого посёлка везли, под открытое небо выгрузили и сказали: «Вот ваше место жительства».
Поражены же были в правах все тогда, все спецпоселенцы, под видом кулаков. Вроде по раскулачиванию шли, а по документам как спецпереселенцы. Отобрали всё, ничего не дали с собой взять, еды сколько-то дали. Всё остальное, что было в хозяйстве: две коровы, лошадь была, куры, овцы, свиньи, — это всё ушло.
Надо было рубежи крайние заселять, восстанавливать промышленность на Урале. А где взять средства? Вот, под видом высылки, раскулачивания… Из городского населения не брали. Страна была патриархальная, 90% сельское хозяйство было — оттуда взять, привезти, ничего не платить. Вот такие порядки. Вот простой метод, сталинский: с укреплением социализма борьба будет нарастать, ведь у нас и гимн был: «разрушим полностью мир». Давали разнарядку всем советским районам, и вот также в Боровинском. Выселяли всех, кто более-менее, которые жили своим трудом, не все же пролетарии… Ведь у нас как было? Кто пролетарий с голым задом, тот был советский человек, а кто был склонен к интересам другим... Это было и при Хрущёве, и при Брежневе, и до самого конца советской власти. Всегда так было! У нас же частная собственность не развита и законом не предусмотрена.
У нас в хозяйстве лошадь была, ну, корова молодая, штук пять овец, куриц десяток-полтора. Земли гектар. Работников не было, только личное хозяйство своё было. Всё это рассматривали, что какие-то там зажиточные, они эксплуатацией занимались, вот это и были «кулаки».
Да какие там кулаки?
У нас общее наказание было из центральных комитетов, партийных — коллективизация! Ах, ты ещё цепляешься за частную собственность, не хочешь в колхоз уйти? Кто не пошёл в колхоз, тот уже записан был в кулаки.
С собой ничего не давали собирать, мать была в обмороке. Вот погрузили, а ребятишки соседские прибежали, лезут сразу в печку, там суп был, сразу едят. Они рады были, что нас увозят, что осталось из еды или одежды — сразу всё расчистили. Вот так и было: поддерживали тех, кто не работал. Они так и жили: заберут Петрова, завтра Сидорова, сколько коров осталось, они их всех зарезали и съели. И больше ничего не осталось. «Кулаки» давали, сеяли, а те ничего и не сеяли. Честным трудом человек работал, а всё — погрузили в товарный состав и повезли сюда.
Помню, привезли где-то под утро уже, в июле, числа десятого. Холодно здесь, заморозки бывают. Утром подали тут на лошадях из посёлка Бисер, они лошадей имели: завод-то работал Бисерский, и на лошадях восемь километров, привезли и выгрузили.
Вот привезли нас, сказали: «Стройте жильё». Построили там два барака, сами люди строили, прожили там июль, август, сентябрь, октябрь. Все семьи были многодетные, минимум четверо детей, это около 300 человек, вот такие условия были поначалу.
В 40-м году, перед войной, перетащили нас сюда, в Сараны, здесь лес страшный был, завод, а там работ не стало.
Всех перевезли в Сараны. Каждый себе построил маленький домик. Привозили и других, из Кургана, из Кировской области, много привезено было, а здесь уже проживало около 700 человек из Свердловской области, кулаковских переселенцев. Невозможно было пройти, ни дороги, ничего — самая настоящая тайга. Были же места получше, а сказали: «Нет, давайте осваивайте». Здесь, на этом посёлке, были сезонные работы, велись до революции. В 1899 году упоминается наш посёлок Сараны, там сезонным методом работали, то есть летом. На открытом карьере была разработка хромитовых руд, вручную или другим способом. Зарывали потом карьеры, складировали штабеля, а по зимней дороге до станции Бисер возили, отправляли. Вот такое было. А жилья никакого не было, вот только бараки стояли временные, для лошадей.
Всё вручную делали. Там лесопилка была, лес спиливали, а здесь не было, всё вручную пилили. Один вверху стоит, другой внизу.
Мать ходила, рубила для себя всю зиму, у нас не было ни сапог там, женщины все ноги избродили. А им дали по три рубля за весь месяц, они заплакали, а им сказали: «Что ещё вы хотите? Вас выслали. Что вам скажут, то и будете делать». Все ходили в рваных одеждах, в холоде. Такое там было отношения, лагерное.
Разрабатывали руду хромитовую, а потом построили железную дорогу. Тогда оттуда возили руду, сначала там добывали и возили американскими машинами, потом здесь добывали, в Саранах, здесь был мини-карьер. Люди ходили пешком на работу, а мы пешком в школу, сейчас говорят: далеко.
Когда в школе мы учились, нам не давали поступать ни в октябрёнки, ни в комсомолы, ни в пионеры. Это запрещено было. Даже учиться нам не давали дальше семи классов, поступать в институты тоже нельзя было. Некоторые родители использовали возможности, протаскивали своих детей.
В школе проходили праздники — 7 ноября, 1 мая, все участвовали, кто были пионерами или комсомольцами, самодеятельность устраивали. Мы тоже участвовали, конечно, но не с раскрытым сердцем к этому участию-то были. Водить хороводы заставляли, патриотические песни петь, про Будённого, Ворошилова, хочешь, не хочешь, тебя за руку водили. Жизнь есть жизнь, куда денешься?
Сколько детей погибло! Ничего не было, карточная система была. С Украины были дети сосланы, вот им плохо приходилось, никакой тёплой одежды — там жили в более тёплой климатической системе, много их умирало. Да и из наших много умирало, от голода.
Если норму выполняли, давали
В этом районе, в Горнозаводском, около 5000 спецпереселенцев было — это неофициально, а официальные данные нельзя было получить, это особенности нашей администрации, партийных органов. Не допускали в то время.
Об этом всё замалчивают, сколько дальше было спецпосёлков. Советский Север назывался, вот эта Вильва, и там вот кошмар-то был. Там-то людей гибло так гибло! Здесь хоть железная дорога спасала, она рядом, хоть как-то куда-нибудь съездил, законно или незаконно, но съездил. А туда уж увезут, так в никуда. Уже в зимнее время там почти и сообщений на некоторых участках-то не было. А там все люди были с Белоруссии, с Украины.
Весь наш посёлок построили раскулаченные люди. А в 1938 году забрали около 100 человек, репрессировали.
Называли нас кулаками, столько обид и унижения было! Отец был плотником, рабочий был самый. Высылали-то из деревни — кто хлеб растил, пахал землю, Родину защищал свою, своё Отечество. Ах, ты служил в армии белой? Всё, дорогой. Он служил в армии семь лет, на фронте был, ушёл в 1909-м, в 1916-м пришёл. Вот за это, за то, что России давал хлеб, растил детей, получил эту высылку. А в 1938 году его репрессировали и расстреляли.
Это трагедия была. Когда из каждого дома выводили, а у каждого по четыре-пять детей, рёв такой был и в обморок падали женщины. Увод кормильца из семьи, за что? Не объявляли, за что. Из них половина не вернулась: кого расстреляли, кто погиб в лагерях.
Когда 1 января 1938 года пришли мы в школу, все дети там заплаканные. Учительница начинает говорить историю: мол, был Блюхер, Тухачевский, Егоров — это враги народа, а кто-то из наших сказал: «А наших отцов кто забрал?» — «Они враги!» Разве можно было так говорить детям?
Посадили 100 человек, а на них нужно было оформить компрометирующие документы, вот они и писали: этот много в букс песку навалил, тот аварию сделал на железной дороге, третий поджёг, четвёртый что-то ещё, пятый с американской разведкой связан. Заставляли подписывать, если не подписывали — пытали. Вот и всё.
Надо посадить вас? Я на вас напишу — и завтра придут, заберут. Сколько случаев было… В Бисере, на заводе у нас, кузнец голубя убил. Пошли на охоту с товарищем, взяли газеты, там был снимок Сталина, пристрелил голубя ружьём, а его товарищ потом написал, что вот, расстрелял портрет Сталина. Всё, на 10 лет.
Можно было написать в прокуратуру. Пытались некоторые после Оттепели, и я сколько-то писал, потом в партию вступил в 1965 году и занимал уже руководящую должность, начальником планового отдела был 40 лет. Но, если уж открыто сказать, партийные органы замалчивали всё об этом.
Я начал писать в прокуратуру. Узнал, что отца осудил военный трибунал, так называемая «тройка», 10 лет по 58-й статье. Служил в царской армии? Всё!
Все политические заключённые считались без права переписки, туда уходило письмо, а оттуда ничего не приходило. Где, в каких лагерях — это тайна была строгая, и даже потом не сказали. Выслали потом свидетельство о смерти — всё было сфабриковано. Причина смерти: воспаление лёгких. Уже в 2000 году узнал, что в июле 1938 году расстреляли. Расстреляли и всё, остальных — в лагеря, некоторых отпускали.
Нам паспорта не давали до 1946 года, молодые пытались добывать какими-то незаконными способами, кто-то уедет, поступит на работу... Не имели права, законного права получать паспорта. Все высланные были под ведением ГПУ. Если вы куда-то захотели поехать, комендант даёт право — в пределах района, а если выйдешь в пределы области, то заберут, посадят, потом сюда привезут, намучаешься там по изоляторам.
В 1946 году только начали паспорта выдавать, и после этого могли уехать. Мне 21 год тогда был.
В армию, на фронт меня не взяли: «Ах, ты переселенец? Тогда нельзя». Потом это бросили: какая разница, какой ты кулак, если людей не хватает? Пиши заявление на фронт! Комсомольцев в 1941 уже не стало, давай и нас забирать. Но я уже в шахте работал, нам бронь давали: из нашей руды Чусовской металлургический завод плавил для танков сталь. Нижнетагильский завод танки ковал, а мы хром поставляли. Хром — это необходимый компонент для брони. Это приказ советского комиссара обороны был, заказ поступил срочно приготовить 50 вагонов, вот и грузили
Работали по 11 часов. Я пошёл в шахту, ещё 17 годов не было. В то время возраст и не спрашивали. Лиза, сестра моя, ей было 16 лет всего, тоже работала, не в самой шахте, а в карьере, там проезд был подземный.
В то время конный откат был, с помощью лошадей, не механически, конская тяга, отцепляли вагонетки, потом провозили на поверхность. Конный двор был, 50 лошадей, всё на тяге и было. Лес возили, большой лесоучасток был, всё строили, ниоткуда ничего не давали, своя лесорама, свой лес, эти же люди занимались рубкой леса и производством жилья.
Немцы у нас жили, которые с Поволжья. Тоже были репрессированы, эти немцы были сосланы ещё перед войной, была у немцев автономная область в Поволжье. Их выслали сюда, на Урал, оттуда сразу сюда. Обижали их. Зачем это было нужно? Разве он мешает? Он же ничего не сделал. А тут говорили: «Немцев били же, значит, тех, которые живут здесь, тоже бить надо».
Вот сейчас эта ваша молодёжь начинает поднимать имя Сталина. Некоторые молодые сейчас скажут: «Менталитет у нас, у русских, такой, слабость. Вот такой диктатор сильный, как Пётр I, Иван Грозный, — вот таких надо». Вот придёт сейчас к молодому такой в сапогах и заберёт его, и выселит, и в лагерь! Надо так? Нет, не надо? И что? Хороший Сталин? Вот не хвали его тогда. Что его хвалить то? Всегда хватает экстремистов, которые жаждут наведения жёсткого порядка. Вот все таких и поддерживают. И всегда поддерживали.
Интервью взяли Ирина Пикулева (Пермь) и Кристиан Рупшус (Германия)
1 мая 2005 года, посёлок Сараны, Горнозаводский район
Архив Пермского «Мемориала». Ф.5. Оп.125. Д.1.
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
