1.43. Перетерпела всё, и всё ещё живу

Из воспоминаний Клавдии Илларионовны Мочаловой

…В тридцатом году стали нас выгонять. Из дому выгнали, всё забрали, и пошли мы, как говорится, по божьему свету. Было у нас дома, в Омской области, хозяйство. Три коровы было. Конечно, лошадь была. Ну и мелкий какой скот, может, куры или гуси. Это всё забрали. Посадили в телегу и повезли, как на отмах. Мама у меня ещё в 28-м году померла, мне шесть лет было, а отца, когда выселяли, дома не было, отправляли нас с бабушкой и дедушкой.

Осенью нас выселяли, снега ещё не было. Посадили в телегу, а чего там, много ли в телегу наберёшь? Ну, может, какие тряпки взяли… Самовар, помню, был. Дедушка ещё вытащил его на улицу. Был самовар.

Первое время везли нас на лошади, привезли в деревню — Волчья деревня называлась. Потом отец приехал, нас уже в какую-то другую деревню вывезли, там даже избушки путней не было, какая-то из пластов была землянка. Нам не хватило деревянных избушек, все заняты были, вот и досталась земляная, из пластов. Окошечко одно.

После того нас и тут и там селили. Где-то на Кирпичном жили, и под Еловиком жили, а потом вот посёлок Восход — от станции Утёс пять километров. Тут нам уже была избушка нормальная. Там только выселенцы жили, абсолютно все, отовсюду, из всяких областей.

Мы с братом и сестрой в школу уже ходили. Каждому двухквартирные домики маленькие были, и вот мы в этих домиках жили. И школа уже у нас была двухэтажная, деревянная.

Отец был с нами, и дедушка с бабушкой ещё жили, отцовы родители. Мачеха уже была, после матери, уже ребёночек от неё был. Потом она померла, девочка.

Мачеха сильно нас не обижала. А потом голод-то стал, так она сбежала. Мы уже остались с братом, и старшая сестра, и малая. Малую-то потом в Сибирь забрала эта мачеха.

На Восходе у нас папа работал больше в лесу. Я не знаю, дрова рубили, или чего... Начали землю обрабатывать, выращивать урожай. Сделался колхоз «Первое мая», передовик.

Всегда мы сами землю обрабатывали, картошку садили, овощи садили. А хлеб в то время давали интересно — по трудодням. Вот если трудодень отработал, тебе ставят палочку. Считается, ты проработал этот день. А потом в конце года, когда урожай соберут, уже по трудодням назначали, кому сколько хлеба. Кто работал на поле, им давали хлеб зерном. Зерном или мукой, это я уж точно не скажу.

А потом сестра моя старшая бежала. Раньше с голоду бежали люди, чтоб не умереть. Вот она и уехала в Омск. У нас в Омске была сестра мамы, вот она туда уехала к ней. Маленько сколько-то пожила, а потом вроде в свою деревню уехала.

А брат вот со мной, на год был помоложе. Я с 22-го, а он с 23-го года был. Он учился в Лысьве. Техникум там был, в Лысьве, учился он. Ему ещё не исполнилось восемнадцать лет, когда его забрали на войну, ещё даже второго курса не кончил, как забрали в армию. Войну-то ещё не объявили в то время, но где-то она уже была.

А отца не забирали. Да он, правда, сколько раз калечен был. Один раз дерево на него упало, на плечо. Но, как говорится, жив остался. Потом язва желудка у него в лесу лопнула. На дрезине, помню, его в Чусовую отвезли, операцию сделали, и нормально. Жил, на девяностом году помер. Три операции перенёс под наркозом.

Я уже в то время замужем была, и вот деверя, моего мужа брата, — он тоже в техникуме учился в Зюкайке, — его в одно время с моим братом на войну взяли.

Я на Восходе выросла. Школу медсестёр в Чусовой окончила. В школе я замуж вышла. Правда, замуж не было желания, но жених такой нашёлся, старше меня на девять лет. Раньше слушались старших. Уговорили меня. И вот вышла замуж, удачно. Дай бог, вечная память, муж у меня хороший был, очень хороший. Тоже такой же, как я, высланный. Он с Вятской области, а я сибирская. Один вятский, другой сибирятский! Он уж умер, 75 лет было ему. А я, вот видишь, сколько живу…

Всю войну работала медсестрой в яслях. Детей в то время забирали в ясли маленьких, грудных ещё. Работала в грудной группе и была рада. На войне не была, и в больнице не пришлось работать. С дитями чужими водилась всю войну. А потом свои дети пошли один за одним.

Надя, вот самая старшая это у меня дочка, она родилась в 45-м году. Но она не первая. У меня первые помирали почему-то. Первых я родила двойню, мальчиков, они быстро померли, мало жили.

У меня пятеро живых, а родила-то восемь, восемь родов было. Пятеро до сих пор все живые, все учились и в техникумах, и в институтах. Вот Вера училась в Свердловске пять лет.

Когда самая малая пошла в школу, семь лет исполнилось, — тогда я только пошла работать. На зоне, на горе садик был, имени Маяковского. Вот в этом садике я работала. Мне как многодетной матери надо пятнадцать лет стажу. Ну, я эти пятнадцать лет выработала в этом садике воспитателем. На пенсию вышла, когда мне было уже 55 лет. Я могла бы раньше идти, в 50, но мне стажа не хватало пятнадцать лет. Я доработала.

После войны уже стали нам паспорта давать. Как настоящие стали! Настоящие паспорта! А то ведь сначала никаких паспортов не было у нас, никаких документов.

Папа мой уже 35 лет как помер. Он у меня годов пять или шесть жил, когда жена его, уже третья, уехала к своему сыну. В Зюкайке у неё сын живёт. А папа ко мне приехал. Две старшие его дочери, те в Сибири уже последнее время жили, на родине, как говорится. Они просто бежали из ссылки, там и остались. Там были же знакомые, родственники были. Мамины родители не были высланы, они их потом воспитывали. А мы с братом уже тут, на Урале, всю жизнь жили.

Я сейчас плохо хожу да плохо слышу — я и не знаю, что в Чусовом делается, что с заводом. За всю зиму раз в своём магазине была. Я как-то особенно Путина уважаю. Путина обожаю. Да что, я человек малограмотный. Всего семь классов кончила да два года училась в школе на медсестру.

На кого теперь пенять? Так, видно, надо было Богу. Я верующий человек. Мы даже венчались, у меня уже трое детей тогда было. Уговорили нас — обвенчались тайно.

Вот такая жизнь была. Перетерпела всё, и вот до сих пор ещё живу.

Интервью взял Евгений Лавровский

10 августа 2015 года, город Чусовой

Архив Пермского «Мемориала». Ф.5. Оп.480. Д.1.

⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒