⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒

13.20. Власть доноса

А.С. Кимерлинг,
кандидат исторических наук, доцент,
ведущий научный сотрудник НИУ ВШЭ

Анонимное письмо рабочего цеха № 9 завода им. Дзержинского в Молотовский Обком ВКП(б). 12.03.1948 г. Рукопись// Пермский государственный архив новейшей истории. Ф.105. Оп.14. Д. 516. Л. 5-7.:

Партия, правительство и лично тов. Сталин всегда проявляют заботу о человеке. В одном из докладов Сталина говорится: человек – это самый ценный капитал. 16.12.1947 было передано постановление правительства об денежной реформе и отмене карточной системы. В этом постановлении говорится, что мы после тяжелой войны подошли к советской свободной развернутой торговле, и что постановление слушали все граждане Советского Союза и плакали от радости на душе, забыв канонаду пушечных выстрелов, которая приносила тяжелые жертвы, и ликуя с победой русского советского человека над злеющим врагом гитлеровской германией (автор письма пишет название страны с маленькой буквы – А.К.). Я работаю на заводе им. Дзержинского и наш завод в дни отечественной войны вырос в крупный гигант. Коллектив завода неоднократно одерживал победу в соц-соревновании и вместе шел коллектив инструментального цеха, который горячо подхватил выполнение пятилетнего плана в 4 года. И ряд товарищей работают в счет 5-го года пятилетки. Но ростом производительности труда особенно молодых рабочих занимаются плохо. Политика массовой и разъяснительной работы в цехе нет. Полит. школа не работает, отделываются вывешиванием плана работы. Читки газет и бесед не проводится. Я беспартийный работаю в цехе 10 лет желаю участвовать в общественной жизни цеха которой у нас нет. Вот например 11.03.1948 года на коротком совещании торжественно нам объявили, что 12.03.1948 проводится рабочее собрание с вопросом: заключение коллективного договора на заводе, и 2-е продажа муки в цехе всем рабочим! Оказалось муку стали продавать по биркам! Вначале служащим а что останется то – рабочим. Но рабочие возмутились и на собрание не пошли. То администрация цеха решила задержать рабочим номера и оставить всех рабочих на собрание и наобещали продать муку после собрания.

Собрание проводил от администрации т. Петрищев, а от профорганизации никого не было, и заступиться за рабочих некому. Поэтому и активность плохая, потому что все безобразия проходят мимо партийно-профсоюзной организации и они не замечают и рабочих не защищают. 8-ми руб. муку 90 кг разделили, растащили нач-к цеха и парторг т. Минин и разные администраторы цеха и зам нач-ка тов. Конюхов унес 4 пакета муки с заднего хода. Тогда как участнику войны т. Черепанову не дали и силой его вытащил из очереди начальник ОТК т. Синицин и грубо наругал тов. Черепанова. А кадровые рабочие остались без муки как т.т. Ощепков, Бушуев, Федотовских и Романова. Это происходит, что вся администрация сжились семейно.

А рабочие остаются в стороне особенно кадровые. Прошу разобрать это письмо и устранить односторонние взгляды на рабочих, а иначе я буду вынужден написать в ЦК нашей партии.

Фамилию не оглашаю, потому что Администрация и партийно-проф. организация не уважают, когда им подсказывают провду.

Сприветом рабочий. 12.3.1948

Цех № 9 Попова зав(од) им. Дзержинского.

 

Анонимное письмо написано на тетрадных листах в клетку чернилами. Писал действительно простой рабочий – почти нет запятых, много орфографических и стилистических ошибок. Германия с маленькой буквы. Слово «правда» действительно написано через «о» – «провда», а «Сприветом» – слитно.

Что нам открывает такое письмо? На самом деле, очень много. Во-первых, показывает особенности риторики той эпохи. Во-вторых, раскрывает целый ряд мифов, существовавших в сознании советских рабочих. В-третьих, дает информацию об особенностях повседневности послевоенного периода. В-четвертых, демонстрирует разные формы сопротивления несправедливости.

Подобного рода жалобы-доносы были особым явлением советской действительности. Они выглядели своего рода проявлением демократического права населения на участие в управлении государством и право на справедливое правосудие.

Возникновение института жалоб трудящихся связано с типовой особенностью тоталитарных режимов: на благополучие чиновника влияют не результаты его деятельности, а отношение вышестоящего начальника. С одной стороны, это приводит к лести и угодничеству, а с другой – к составлению таких отчетов о проделанной работе, которые бы не разгневали вышестоящих. Поэтому чиновники на местах чаще всего посылают наверх ту информацию, которую ждет от них начальство, а не ту, которая отражает реальное состояние дел. Но при этом власти не могут оставаться без достоверной информации хотя бы потому, что это создает угрозу для них самих. Поэтому правительство поощряет жалобы и наказывает за недоносительство. Так что еще одной функцией жалоб была имитация обратной связи народа с властью.

«Жалобы трудящихся» удобны еще и тем, что позволяли в нужный момент использовать их в политических кампаниях, задуманных властями, в качестве повода для репрессий.

Наконец, в сталинскую эпоху письма в различные инстанции становятся важнейшей формой идентификации с властью. Традиционные ценности постепенно отмирают или попадают под прямой запрет. Общество рвет социальные связи, и одинокий человек ищет прибежище у власти. Она единственный гарант стабильности в меняющемся мире, воплощение порядка и безопасности, источник всяческих благ. И особую роль здесь, конечно, играли жалобы самому Иосифу Сталину. Е. Зубкова пишет: «Письма вождям – это еще и последняя попытка вырваться из заколдованного круга повседневности…. Некоторые сразу апеллировали к верховной власти, заранее убежденные, что на местах они не найдут понимания»1.

Жалобы имели разную форму, могли быть устными и письменными, очными и заочными, с подписью и анонимными, индивидуальными и коллективными. Партийные и государственные инстанции обязаны были реагировать на каждую «жалобу» или «критическое замечание». На предприятиях и в учреждениях существовали специальные журналы, где жалобы учитывались. Факты подлежали расследованию в четко установленные сроки.

Если речь шла о членах ВКП(б), «письма и жалобы» рассматривались на партийных собраниях, виноватым выносили партийные взыскания, намечался план исправления недостатков. Вне зависимости от того, подтверждались факты или нет, заявитель имел право на ответ. Он давался инстанцией, которой касалась жалоба, и имел формальное содержание: сообщал подтвердились ли факты, изложенные в жалобе, затем речь шла о принятых мерах. Ответ мог быть либо письменным, либо устным, если была возможность вызвать автора в соответствующую инстанцию.

Если жалоба поступала в редакцию газеты, то ее могли опубликовать под рубрикой «Письма в редакцию» или в обзоре писем, или отослать как неопубликованную корреспонденцию в упомянутую в жалобе инстанцию для принятия мер и ответа. В любом случае организация, которая подвергалась «критике трудящихся» должна была отреагировать. Редакции газеты вменялось в обязанность проследить за скорейшим исправлением отмеченных недостатков или наказанием виновных. В течение двух-трех месяцев в газете появлялся отчет редакции в рубрике «По следам наших выступлений».

Приведенное в начале статьи письмо хоть и было анонимным, но тоже требовало реакции. Письмо датировано 12 марта, а 1 апреля в цехе провели партсобрание, на котором перечисленные в жалобе факты подтвердились – «нарушение правил советской торговли при продаже муки имело место… состоявшийся пленум завкома разобрал этот вопрос и начальнику цеха тов. Попову, предцехкому тов. Дулепову поставил на вид»2.

Слова, которые использует автор жалобы, повторяют газетную риторику тех лет. Человек как будто говорит не сам, за него говорят штампы: «Партия, правительство и лично тов. Сталин всегда проявляют заботу о человеке», «горячо подхватил выполнение пятилетнего плана в 4 года», «ряд товарищей», «торжественно нам объявили». Отдельные штампы отражают речь политических кампаний именно послевоенных лет: «вся администрация сжились семейно».

Обратим внимание на содержательную структуру данной жалобы. Долгое вступление, в котором автор вначале ссылается на политику Сталина, затем подтверждает всенародную поддержку постановлению правительства об отмене карточной системы, заканчивается критикой политмассовой работы в цехе. Далее автор, несмотря на анонимность, показывает свою политическую благонадежность – хоть и беспартийный, но со стажем работы и желает участвовать в общественной жизни. И только на 3-ем листе суть вопроса, наконец, проясняется.

Длинное вступление – это не только ритуал, который должен подтвердить лояльность автора письма по отношению к существующей системе, это и искренняя убежденность, что подобные слова необходимы, чтобы получить удовлетворение жалобы. В нем мы видим пропагандистские мифы, которые должны усвоить все советские граждане: о заботливом отце народов Сталине, о всенародной любви народа к советскому государству, о народе – победителе, об энтузиазме и непременном промышленном прогрессе (включающем в себя постоянные победы в соцсоревновании, выполнение пятилетнего плана в 4 года, рост производительности труда). Здесь же мы видим миф о том, что центральная власть еще эффективнее местной может разобраться в любой ситуации, недаром автор заканчивает письмо словами: «а иначе я буду вынужден написать в ЦК нашей партии».

Мифы играли важную роль в советской повседневности. Плачевное состояние собственных бытовых условий и социальную несправедливость можно не замечать только в условиях преобладающего значения идеологических мифов. Советский человек сталинской эпохи очень своеобразно воспринимал действительность. Логика не имела значения, когда речь шла об идеализированной советской реальности. Это явление исследователи сталинской эпохи называют «социальной шизофренией». Как пример, приведем еще одну жалобу, в полной мере иллюстрирующую это явление. Письмо принадлежит верующим села Лобаново, они тоже жаловались в обком партии:

«По конституции в нашей стране свобода вероисповедания. Ведь да? Так? Или нет? А ведь на самом деле нет! И вот почему. Сегодня в селе Лобаново на кладбище пришли местные люди, чтоб принести дань уважения и вспомнить умерших. Пришел поп из Кольцова, должен был служить на могилах, ведь мы живем в свободной стране… Но вот пришли председатель сельсовета Дружинин и директор школы Лобаново и увели священника в сельсовет, не дали ему служить, наверное, ругали его, обзывали… Вы осуждаете, что в других странах дела и слова расходятся, а у нас что? Мы верующие этим возмущены и подавлены. Будем писать Сталину, а то и сами поедем. Понятно, что это местные заправилы хозяйничают»3.

Люди как будто впервые заметили, как относятся в нашей стране к религии. Они уверены в реальности конституции, но вдруг обнаружили, что она не действует. Виноваты, конечно, только «местные заправилы», а Сталин или секретарь обкома обязательно разберутся, и рассудят по справедливости. Вот также легко советский человек находил объяснения «отдельным недостаткам» своей жизни. Когда этих недостатков становилось слишком много, в стране начиналась политическая кампания, и объявлялся новый враг – внутренний или внешний, его-то и обвиняли во всех проблемах.

Невзирая на все трудности повседневной жизни, большинство советских людей видели только то, что показывала им пропаганда. Считали, что Ленин в октябре 1917 года сотворил чудо, начав для нашей страны (а точнее, для всего мира, только мир этого еще не осознал и не оценил по достоинству) новый, более прогрессивный виток истории. Советский Союз представлялся демократичной, прогрессивной страной, оплотом добра и справедливости. Такие представления делали тяжелую жизнь более терпимой, она казалась временным явлением. Идеология давала ответы на все вопросы и служила путеводной нитью. «Именно в этом мире благодаря одному только воображению лишенные корней массы могли чувствовать себя как дома и избавиться от нескончаемых шоковых ситуаций, которые реальная жизнь и реальный опыт опрокидывают на человеческие существа и их надежды».4

Автор анонимной жалобы демонстрирует, что полностью разделяет советские мифы. Но это не мешает ему показывать жизненные реалии. На заводе пришло время подписывать коллективный договор. В пропагандистских целях это собираются делать, организовав торжественный ритуал. Но, видимо, понимают, что голодные рабочие нуждаются в стимуле. Поэтому, им обещают «выбросить» на продажу муку.

Надо сказать, что мука была в то время знаковым продуктом, таким же, как хлеб и колбаса в более раннюю и более позднюю советскую эпоху. Мука достаточно часто становилась причиной конфликтов, которые нашли отражение в жалобах в партийные инстанции. Например, она стала камнем преткновения в склоке между бывшим завмагом Продснаба № 1 при Березниковском Магниевом заводе Сапеевым и его начальником Бокманом. «Именно 1 марта поступившая сортовая мука для продажи в розницу рабочему классу в порядке живой очереди не более 3 кг. Приходя ко мне в магазин Бокман приказывает мне как подчиненному лицу подавая список на 10 человек развести муку 85 % по квартирам по 30 кг каждому и говорит 5 мешков муки забронируйте и… по квартирам дирекции: Бачурину, Бычину, Савельеву, Бригу и т.д.»5. Завмаг пытался оставить немного муки хотя бы для своих подчиненных, и обратился по этому поводу к начальнику торгового отдела Продснаба Бордюковскому: «Я его спросил почему же Бокман опять хотит муку развезти по спискам. Я говорю дайте хотя моим 9-ти сотрудникам по 3 кг. Не ужели мы в честь праздника 1-го Мая не хотим скушать белый пирог и белый оладик. Тогда тов. Бордюковский пишет письменное распоряжение кладовщику столовой № 1…отпустить 1 мешок для столовой № 1»6. И этот мешок стал причиной скандала, Бокман грозил Сапееву увольнением и исключением из партии. Кстати, уволить завмага он действительно смог, о том и жалоба. Получается, что на муку, в первую очередь, претендовали начальники, во вторую – работники торговли, и лишь в последнюю рабочие, которым она была предназначена официально.

Та же история случилась и на заводе им. Дзержинского. Муку в больших объемах разобрали начальники, по биркам купили служащие, а кадровые рабочие остались ни с чем. Кстати, понятие «бирки», по которым на заводе что-то выдавали или продавали, тоже элемент повседневности, который раньше ускользал от исследователей.

Еще одна деталь повседневности всплывает в этой жалобе. Оказывается, когда администрация завода хотела увеличить рабочий день, она «задерживала рабочим номера», судя по всему, именно эти «номера» позволяли выйти через проходную наружу. Скорее всего, ушедший без номера рабочий считался бы дезертиром. Наиболее частыми мотивами дезертирства были следующие: плохие условия работы на первом месте, по болезни, не подтвержденной документами, – на втором. Затем примерно в равном количестве следуют: поездка в деревню по личным вопросам, перевод на другую работу без личного согласия, опоздание при возвращении из отпуска, из-за отсутствия одежды и обуви, в связи с опозданием поездов.7

Итак, рабочих лишили возможности купить муку, но они не проглотили обиду и не стерпели. Они возмутились и на собрание не пошли. Получается, что подписание коллективного договора – это не вопрос регламентации трудовых отношений, а результат сиюминутного получения еды. Рабочие готовы подписать договор, но только если их за это покормят. Это выдает сугубо ритуальный характер подписания коллективного договора, а также выявляет доиндустриальные отношения между начальниками и рабочими. Отказ придти на собрание был первой формой сопротивления несправедливости, которую высвечивает жалоба. Другая форма сопротивления – это написание письма в обком или в ЦК ВКП(б). Причем анонимный автор пока не спешит писать в ЦК, он лишь угрожает обкому, что напишет туда. Что интересно, реакция последовала, виноватым «поставили на вид», но муки-то рабочие, скорее всего, так и не получили.

Жалобы как явление становятся частью культуры доносительства, которая переживала расцвет в сталинскую эпоху, когда, брошенный однажды лозунг: «Каждый гражданин – сотрудник НКВД» – многим не казался диким. Ведь еще В.И. Ленин говорил: «Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист».8

В сталинскую эпоху слово «донос» бытовало только в обыденном языке. Общественная мораль XX века по-прежнему осуждала доносительство. В.Г. Короленко писал в 1919 г.: «Власть доноса, – власть не только подлая и безнравственная, но и опасная … Берегитесь попасть во власть доносов».9

Казенный язык предпочитал заменять глагол «доносить» другими терминами: «сигнализировать», «сообщать», «доводить до сведения», «разоблачать» и т.п. Из криминальной среды в бытовую речь вошел глагол «стучать». В официальной речи место доноса заняла «жалоба». Первоначально составители советских толковых словарей не могли совершенно игнорировать слово «донос». Его моральная оценка полностью корреспондировала со сложившимся в либеральной среде суждением. В словарях 30-х годов «донос» имел исключительно контрреволюционный подтекст и определялся как «орудие борьбы буржуазно-черносотенной реакции против революционного движения»10. А уже в «Словаре современного русского литературного языка» 1954 года издания понятие «донос» исчезает. Есть слово «доносить». Вторым пунктом значится: «Доводить что-либо до сведения какого-либо лица или учреждения».11 «Жалоба», согласно этому же словарю определяется почти также – «заявление, указывающее на незаконное или неправильное действие какого-либо лица или учреждения».12

Таким образом, слово «донос» практически исчезло из партийных и государственных документов сталинской эпохи. Его подменяли множеством синонимов, словосочетаниями-штампами, типа «письма и жалобы трудящихся», «критика снизу», «предложения коммунистов», «сигналы печати» и т.д.

Наиболее активно жалобы поступали в органы власти в периоды развертывания политических кампаний. Государство находило нового врага, и граждане тут же начинали проявлять бдительность и искать этого врага на своей территории. Именно на разоблачения была направлена активность масс во время политических кампаний. Это позволяло людям выплеснуть накопившееся недовольство. Так было и в начале 1953 г., когда в качестве врага были определены медики–убийцы в белом халате, и одновременно евреи – безродные космополиты. Но не только медики и евреи стали жертвами этой кампании. Начальники всех рангов оказались в опасности.

Местные газеты исправно перепечатали передовицы из «Правды», которые призывали быть бдительными. Письма, жалобы и заявления трудящихся огромным потоком хлынули в различные инстанции. Характер их далеко не всегда соответствовал характеру кампании, но призыв к бдительности не остался без ответа. Люди писали о том, что им ближе. О проблемах на своих предприятиях, о своих непосредственных начальниках. Немало поступало и бытовых жалоб. Однако, во время политической кампании, в начале 1953 г., критика начальников начинала преобладать. Интересны данные, приведенные в одном из отчетов Кунгурского горкома партии за 11 апреля 1953 г.: «Количество жалоб … значительно увеличилось... За три месяца 1952 – 76 жалоб, за три месяца 1953 – 103. Изменился и характер жалоб.… Если раньше больше было по квартирным вопросам, то теперь больше сигнализируют о непорядках на предприятиях и учреждениях».13

В первой трети 1953 года в партийных инстанциях развертывается кампания по налаживанию работы с жалобами и заявлениями трудящихся. И тут мы узнаем, как в идеале полагалось работать с жалобами трудящихся. Этой теме посвящены пленумы райкомов и горкомов, партийные собрания первичных парторганизаций предприятий и учреждений. Примерно 46 процентов райкомов Молотовской области на пленумах обсуждали тему о реагировании на критические выступления и сигналы печати, жалобы и предложения трудящихся, либо заслушивали информацию о мерах, принятых по критическим замечаниям коммунистов.

Партийные инстанции настоятельно требуют улучшить работу с «письмами трудящихся». Повсеместно партбюро горкомов и райкомов рассматривают дела о неудовлетворительной работе с жалобами. Однако за формально-бюрократическое отношение к этой проблеме следуют не слишком строгие партийные взыскания. В основном, ограничиваются указанием. Но, в редких случаях, имеют место предупреждения и даже выговоры без занесения в учетную карточку.

Некоторые инстанции продолжают относиться к жалобам по-прежнему, без особого рвения. В обком потоком идут докладные, где начальники разного ранга отчаянно пытаются оправдать свое несвоевременное реагирование на сигналы. Например, прокуратура отправила подобный документ 15 января 1953 г. В нем и.о. прокурора Молотовской области И.И. Буканов пишет: «Редакция газеты на проверку корреспонденций… устанавливает срок 10 дней. Этот срок является совершенно нереальным, уже не говоря о том, что сами корреспонденции поступают в прокуратуру после 2-х дней со времени подписания направления…, что проверка должна проводиться в районах области..., а по почте они поступают исполнителям через 4-6 дней, само содержание корреспонденций… часто требует производства ревизий, бухгалтерской или графической экспертизы … «Правда» обычно такие корреспонденции просит проверить в срок 1 месяц».14

Во всяком случае, именно во время политических кампаний возрастает вероятность того, что жалоба получит необходимый ее автору отклик. Так случилось с директором завода торгового машиностроения «Механолит» Сусловым Ф.Л. Начиная с 1950 года, на него писали доносы. Однако, Кагановический райком и Молотовский горком защищали его от нападок. «Дело врачей» не позволяло прощать покровительство неблагонадежным лицам. 23 января 1953 г. бюро Молотовского обкома выносит постановление: «За злоупотребление правами единоначальника, нарушение государственной дисциплины, ротозейство, за отрыв от масс, игнорирование партийной организации и неправильное отношение к критике т. Суслова Ф.Л. с работы директора завода «Механолит» снять и объявить ему строгий выговор с занесением в учетную карточку».15

После смерти Сталина политическая кампания «дело врачей» постепенно сошла на нет. И к концу 1953 года тематика и интенсивность жалоб вернулась в свои обычные рамки. Чермозский РК КПСС, например, предоставил в Молотовский обком «Справку о результатах проверки состояния рассмотрения жалоб и заявлений трудящихся», где бытовая тематика находится на первом месте по общему количеству жалоб за 1953 год. Тема злоупотребления служебным положением на втором месте.16 Без идеологического давления из центра местная бюрократическая система, действуя по корпоративному принципу, сумела остановить невыгодные для нее потоки жалоб и выйти из-под огня критики.

 


1. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность 1945–1953. М: РОССПЭН, 1999. С. 173.

2. Секретарь парткома Галкин – Молотовский обком ВКП(б). 5.04.1948. Машинопись// ПермГАНИ. Ф.105. Оп.14. Д. 516. Л.8.

3. Письмо в Молотовский обком ВКП(б). От верующих села Лобаново Верхне-Муллинского района. 17.06.1948. Рукопись// ПермГАНИ. Ф.105. Оп.14. Д. 516. Л.14.

4. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М., 1996. С. 466.

5. Орфография и пунктуация автора сохранена. См.: Заявление от члена ВКП(б) бывшего завмага 1 Продснаба при БМЗ Березники Сапеева Ивана Андреевича. 15.08.1948. Рукопись // ПермГАНИ. Ф.105. Оп.14. Д. 510. Л.17.

6. Заявление от члена ВКП(б) бывшего завмага 1 Продснаба при БМЗ Березники Сапеева Ивана Андреевича. 15.08.1948. Рукопись // ПермГАНИ. Ф.105. Оп.14. Д. 510. Л.18.

7. См: Справка о результатах проверки и изучения практики отдачи рабочих под суд за прогулы в промышленных предприятиях области и обсуждения несовершеннолетних детей. Машинопись. // ПермГАНИ. Ф.105. Оп.14. Д. 442. Л.150.

8. В.И. Ленин и ВЧК. М., 1975. С. 363.

9. Негретов П.И. В.Г. Короленко. Летопись жизни и творчества. 1917–1921. С. 129.

10. Толковый словарь русского языка. Под ред. Ушакова Д.Н. М., 1934. С.766.

11. Словарь современного русского литературного языка в 17 томах. Т. 3. М.-Л., 1954. С. 979-980.

12. Словарь современного русского литературного языка в 17 томах. Т. 4. М.-Л., 1955. С.18.

13. Отчет о ведении секретного и простого делопроизводства в Кунгурском ГК КПСС. 11/IV-1953.// ПермГАНИ. Ф. 158. Оп. 21. Д. 13. С. 16.

14. Докладная записка и.о. прокурора Молотовской области И. Буканова «О результатах проверки фактов несвоевременного реагирования прокуратуры области на письма, поступающие из редакции». 15.01.1953 г.// ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 156. С. 27.

15. Протокол заседания бюро Молотовского обкома 23.01.1953 г. // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 29. С. 73.

16. Справка о результатах проверки состояния рассмотрения жалоб и заявлений в Чермозский РК КПСС и районном Совете депутатов трудящихся. 18.08.1953 // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 199. С. 149-150.


Поделиться:


⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒