⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒

14.10. Это моя история!

Старт всероссийскому историческому конкурсу старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век» был дан в 1999 году международным обществом «Мемориал» совместно с советом по краеведению Российской академии образования, кафедрой региональной истории и краеведения и центром устной истории Российского государственного гуманитарного университета. За прошедшие пять лет в «Мемориал» поступили 11 475 работ из всех уголков России, в том числе 421 – из Пермской области. Сквозная тема рефератов – судьба человека, судьба семьи на фоне двадцатого столетия.

Авторы этого необычного конкурса живут в городах Красновишерске и Гремячинске, Березниках и Добрянке, Кунгуре и Краснокамске, в поселках Чердынского, Чусовкого, Чурнушинского, Ильинского, Березовского районов. Так можно было бы перечислять населенные пункты практически всей Пермской области.

421 работа. Много это или мало? И сколько нужно юношей и девушек, всерьез увлеченных исследованием недавнего прошлого, чтобы мы могли с уверенностью сказать: новому поколению небезразлична история страны, история края, история семьи. Ясно одно: такие ребята есть. Разными путями приходят они в «Мемориал»: кто-то прочитал объявление о мемориальских экспедициях, о волонтерской службе, кто-то познакомился с выставкой, рассказывающей о политических репрессиях. Многие начинали с того, что рискнули отправить свою исследовательскую работу на наш исторический конкурс.

Казалось бы, что за радость? Ведь в процессе исследования они сталкиваются с самыми неприглядными страницами истории страны, у них возникают мучительные вопросы, на которые часто не могут ответить ни учебники, ни учителя, ни их родители. Впервые в своей короткой биографии ребята испытывают чувство первопроходцев. Это чувство десятикратно обостряет то немаловажное обстоятельство, что объектом исследования часто являются судьбы родных людей, история семьи, родного дома, села, города. Один из участников конкурса, Эдуард Липатов, так и назвал свою работу: «Кто я? Что я? Корни каковы? (история семьи Липатовых)». А вот цитаты из других работ.

«За несколько дней работы в архиве мне пришлось столкнуться с поражающими мое воображение постыдными фактами истории нашей страны. Фактами, долгое время скрываемыми от гласности. Сколько несправедливости и жестокости, и во имя чего?! Теперь я просто обязана дойти до конца: самой встретиться с теми, кто на себе пережил террор и репрессии».¹

«Мне стало скучно и обидно на уроках истории. В учебнике много говорят о больших, великих, известных людях, но забывают о судьбе «маленького человека», с его мыслями, переживаниями, его счастьем и горем. Мои родственники не знатные люди, но это моя история».^{Литовские спецпоселенцы: свои или враги?»">2}

«…Мы вышли из страны, – отвечает ребятам писательница Светлана Алексиевич, член жури конкурса, – где субъектом истории было большое государство. А мы были песчинками, и мы были не важны – так, перегной истории, песок. И вдруг и детям, и этому поколению, и общественному сознанию внушается мысль, что история – это я: мои мама и папа, моя бабушка и я, так как скоро приходит мое время. Это очень важная для нас мысль. Начинается история частного человека, которого давным-давно у нас не было. Мы забыли, какой он. И вдруг он появляется и говорит: «Моя семья – история раскулачивания», или «Моя семья – история русских немцев»… Но на первом месте – я».³

Когда читаешь работы, присланные на конкурс «Человек в истории», не оставляет ощущение, что они совсем не похожи на правильные исторические рефераты. В них нет глобальных открытий, но в то же время в них все – открытие. «Каждая работа, – пишет филолог Борис Рогинский, – это поиски насущно важного, причем важного одинаково и для авторов, и для их героев. Авторам важно что-то понять в мире и в себе; героям, по-видимому, – не остаться в пустоте, что-то передать сквозь время. Какая же наука возникает в точке их встречи? Ее не назовешь историей повседневности – ведь речь идет не о закономерностях быта, а об отдельных случаях. …Самое главное тут вот что: прошлое проигрывается еще раз в сознании авторов, погружается в настоящее, становится их внутренним опытом. Это история пережитая».⁴

Источниковая база школьных рефератов – это, в первую очередь, сделанные самостоятельно записи воспоминаний, устная история, семейные архивы. Именно потому в работах представлен, порой нестройно и неумело, но свой взгляд на тему, свое отношение к давним событиям и ощущение неразрывной связи прошлого и настоящего в истории России. «Как убивали российскую деревню: история одной крестьянской семьи глазами современной школьницы» – так озаглавила свою работу Ольга Чепкасова. Ребята пишут работы о войнах, о репрессиях, о судьбах пермских мемориальцев /»Вы были выше и упрямей своей трагической судьбы…» (по архивным материалам художника В.К. Стенинга⁵/.

Кто-то все-таки усомнится: нет, не поймут, не прочувствуют нынешние школьники всего того, что произошло с их родными, с их страной. Но ребячьи работы говорят об обратном. Они сами ставят вопросы и в меру сил отвечают на них. Дело даже не в точности их ответа. Оно – в жажде найти ответ. В желании взять на себя ответственность – за прошлое и за настоящее. «И я хочу ответственность эпохи на плечах по-вашему нести..!»⁶, – восклицает одна из конкурсанток в названии своей работы.

«…Страшная история. Глупая и нелепая. Потрясающая именно своей обыденностью. Нет пафоса, нет громких имен. Нет открытых процессов. Мир ничего о них не знал, все делалось «под сурдинку»… Что она может прибавить, например, к «Архипелагу ГУЛАГ»?.. В том-то и дело, что нет в ней ничего особенного, она могла произойти в эти годы где угодно и с кем угодно. И к «Архипелагу» она ничего не прибавит. Но прикосновение к этой истории что-то «прибавило» мне, – если вы понимаете, о чем я».⁷

 

Прочтите отрывки из работ пермских школьников, публикуемые в этом томе. Мы не выбирали из них лучшие и не редактировали их – они такие, какие есть. Прочтите, и может быть, поймете, что «прибавило» им столкновение с историей того поколения людей, имена которых названы в этой Книге памяти.

 

 

 

История Одигитриевской церкви с. Шерья и судьбы священников этого храма подтверждают мысль о том, что ХХ век – один из самых драматических в истории России. Особенно трагичными были 30-е годы, когда в СССР окончательно установился тоталитарный режим и происходили массовые репрессии.

Мне удалось познакомиться лишь с частичкой исторической правды, раскрывающей трагические страницы из истории православной церкви. Но даже немногие архивные документы позволяют представить ужасный механизм массовых репрессий 30-х годов. В кровавую мясорубку попадали ни в чем неповинные люди, честные и благородные. Они попадали в разряд врагов народа за свои убеждения, а иногда просто становились жертвами оговоров.

В тоталитарном мире человек становился бесправной жертвой, которую власть беспощадно подавляла и подчиняла себе. Все заподозренные в малейшей оппозиционности подвергались репрессиям. Жертвами беззакония среди прочих граждан стали священники Одигитриевской церкви и члены их семей. И хотя это были люди уважаемые в селе, односельчане боялись за них заступиться, чтоб не навлечь гнев властей на себя и своих близких. Многие просто не знали, что же в действительности происходило.

Наше общество не так еще далеко ушло от социалистического прошлого, следы тоталитаризма еще можно увидеть в нашей действительности, но это страшное прошлое не должно повториться. Память о жертвах политических репрессий может предостеречь от выбора опасных путей общественного развития.

 

 

 

Идут годы, а вместе с ними уходят люди, которые могли бы многое рассказать о жизни нашего района. В своей работе я конкретно остановился на истории поселков Автобаза и Бараний Лог.

Меня задело то, что история этих поселков связана с массовыми репрессиями, происходившими в нашей стране в 30-е годы. А о репрессиях в нашей семье знают не понаслышке: моего дедушку, по маминой линии, в 30-е годы, во время ежовщины, выслали из Владимирской области на Вишеру. В связи с этим дедушка перенес очень многое: его оторвали от родного дома, семьи. Он лишился всего того, что нажил за свою жизнь, и того, что было ему очень дорого. Он ехал в «никуда», не знал, каким будет его новый дом. Но каким бы он ни был, он должен был в нем обжиться и должен был полюбить его.

«Не спрашивай никогда: „По ком звонит колокол?“ Он звонит по тебе». Эту известную строчку далекого поэта невольно вспоминаешь всякий раз, когда вдруг чувствуешь свое родство с людьми, о существовании которых раньше и не задумывался. Изучая историю поселков Автобаза и Бараний Лог, я познакомился с многими людьми, узнал их тяжелую судьбу. С некоторыми я жил бок о бок многие годы, но ничего не знал о них. Теперь смотрю на них совсем другими глазами. Сколько страшного, героического, интересного в судьбах этих людей! На своей судьбе они испытали жестокость, унижение, но знали они и радость. Люди не ожесточились, не потеряли человеческого достоинства. Многие здесь нашли свою вторую Родину, здесь их труд оценили по заслугам, они стали уважаемыми людьми. Не сломались ни перед какими трудностями. Выстояли, выжили. Вспоминают со слезами на глазах прошлое, но зло не хранят. Основой жизни для них был труд, а трудиться они могли, как никто другой. Ведь по этапу на Вишеру шли в основном трудяги – мужчины и женщины из сильных, зажиточных семей.

Нам нужно как можно больше узнавать об истории нашего края, о судьбах людей, пока они еще живы и не унесли тайны истории с собой. Учиться у них жить и работать на совесть, так как они жили и работали.

 

 

 

О том, что пережили советские немцы во время Великой Отечественной войны, официальная история предпочитала молчать. Молчали и немцы, боясь рассказывать о пережитом даже в кругу семьи. Сегодня можно об этом говорить, и они вспоминают – негромко, осторожно, все время повторяя: «Время такое было». Страх остался с ними на всю жизнь.

Из опубликованной литературы я узнала о трагедии советских немцев в эпоху сталинских репрессий. Нечеловеческая работа и болезни унесли тысячи жизней «трудармейцев». А те, кто уцелел, мало и скупо говорят о пережитом. Воспоминания непосредственных участников и свидетелей событий – один из наиболее ценных источников, точно и правдиво описывающий все происходившее в те годы. Люди эти, прошедшие через страшные события и испытавшие все тяготы репрессий, постепенно уходят от нас. Поэтому следует торопиться, записывать их воспоминания, чтобы их история учила нас терпимости и удержала от непоправимых ошибок последующие поколения.

<…>

Изучив опубликованную литературу и выслушав воспоминания Эллы Эмильевны Кох и ее детей, я представила, как осуществлялась дискриминация людей в Советском Союзе по национальному признаку.

Наша героиня родилась в 1918 году в Азербайджане, в немецкой колонии Елениндорф. Закончила Бакинский университет, была сослана в Казахстан, а затем в 1941 году мобилизована и отправлена в Усольлаг Пермской области в «трудовую армию» вместе с тысячами несчастных женщин. Там прошла все испытания и муки советских лагерей. Элла Эмильевна вышла замуж за репрессированного и сосланного Фрика Готлоба Готлобовича. В г. Соликамске родились прекрасные дети – Маргарита Готлобовна и Петр Готлобович, воспитанные в труде, немалого добившиеся в жизни.

<…>

Пермская область стала местом, где открылись ворота для «трудармии». Сюда с января 1942 г. стали прибывать мобилизованные. Так, согласно постановления ГКО от 10 февраля 1942 г., в рабочие колонны Усольлага попали 4940 немцев, Соликамстроя – 2 396 немцев; 14 февраля того же года Соликамстрой принимает еще 141 немца. В январе 1943 г. по распоряжению заместителя наркома внутренних дел в Усоллаг направляются 3000 женщин-немок для использования на сельхозработах и лесобирже. В их числе была и Элла Эмильевна Кох.

На январь 1944 г. на территории Молотовской области числилось 33787 «мобилизованных немцев». Спецпоселенцы размещались большей частью на предприятиях нефтяной, угольной, лесной и бумажной промышленности. Из рассказов Эллы Эмильевны мы узнали о реальных условиях повседневной жизни немцев-трудармейцев. Они оказались наиболее страдающей от произвола частью трудармейцев, особенно женщины: «В первые месяцы лагеря меня поставили на очистку туалетов. Дали кайло в руки, и надо было долбить лед в туалетах, потом этот «навоз» вывозили на поля для удобрений».

<…>

Долгое время жизнь мобилизованных немцев находилась под постоянным контролем, их судьбы зависели от начальников. Фактически они были лишены всех прав: на свободу передвижения, на частную жизнь, на свободу выбора места жительства, на защиту собственных прав и свобод и многого другого. Даже самое главное и естественное право каждого человека – право на жизнь – игнорировалось государством!!!

Что сделало это государство, чтобы искупить свою вину перед ними? Что можем сделать мы, следующие поколения?

Спустя полвека Элла Эмильевна, размышляя о своей судьбе, рассказывает:

«Мне повезло в личной жизни, мой муж был очень хороший человек. У меня двое прекрасных детей: сын и дочь, и трое внуков.

Когда мы были молодыми, надеялись, что война кончится и мы вернемся на родину. К сожалению, нам не разрешили выезд. С позиции нынешнего времени, нам «повезло», что мы оказались на Урале. Большинство немцев выехали из этих мест в Германию. Мы, старшее поколение, не забыли немецкий язык и культуру, а вот внуки уже обрусели и не хотят знать языка своих предков. Дети и внуки в Германию не рвутся, я туда тоже не поеду, потому что там всё и все чужие».

Элла Эмильевна Кох – удивительный человек. В тяжелых условиях ГУЛАГа эта сильная женщина смогла создать и сохранить семью. Была реабилитирована в 1996 году на основании Закона России «О реабилитации жертв политических репрессий». А еще, несмотря ни на что, Элла Эмильевна не держит зла ни на судьбу, ни на советское государство, которое превратило часть ее жизни в сущий кошмар.

<…>

И сейчас, спустя полвека, Элла Эмильевна, вспоминая те страшные годы, считает, что ей повезло в личной судьбе, благодаря «всевышним силам». Она не проклинает свою судьбу и, внешне смирившись, внутренне она до сих пор не может смириться с советской системой. Ей до сих пор страшно вспоминать многое из прожитого. Но она перенесла эти страдания с достоинством. Город Пермь стал новой родиной.

Эти люди всеми своими поступками, поведением и активным трудом пытались убедить представителей власти в своей лояльности, надеялись, что вот-вот ошибка будет исправлена, справедливость восстановлена. Но, как мы увидели, все было напрасно. Их трудовой вклад в Победу не оценен до сих пор.

Изучая опубликованные материалы и подлинные рассказы свидетелей событий эпохи сталинских репрессий, я увидела события тех лет такими, какими они были на самом деле. Я поняла, что каждый молодой человек должен знать, что происходило в стране. Ведь это наша история, которую нужно знать и извлекать из нее уроки, чтобы это никогда не повторилось.

 

 

Ирина Шилова, г. Пермь.
Школьный конкурс-2003. МОУ «Средняя школа № 100», 11 класс.
Научный руководитель – Черепанова Марина Васильевна.

 

Меня заинтересовала судьба интеллигенции – людей патриотично настроенных, прогрессивных, но оказавшихся ненужными новому строю, чужими для рабочих и крестьян.

Период 1917-20 гг. стал для них суровым испытанием. Больно видеть гибель страны, крушение моральных норм, культуры, религии. Мало того, их унижают, морят голодом, сажают в тюрьмы, расстреливают.

Мне хотелось знать, что происходило на самом деле. Я не судья их мыслям и поступкам, но верю, что некоторые дневниковые записи Устрялова и Дебогория – Мокриевича, размышления в мемуарах Аничкова и Генкеля были созвучны интеллигенции того времени. В раздумьях о дне текущем и грядущем они самоисповедовались, вели внутренний диалог с собой: кто я? с кем я? что вокруг меня?

Большевики берут власть в Пермской губернии в конце 1917-го, начале 1918-го годов и стремятся удержать ее при помощи различных мер, вплоть до террористических. Применение террора – отнюдь не доказательство силы, а скорее слабости новой власти. Это и не мера самообороны, просто они считали террор универсальным средством решения любых проблем.

Еще одна причина возведения террора в ранг в политики – это фанатичная вера в свою правоту и крайняя нетерпимость ко всем, кто не разделяет идеи революционеров. В любом инакомыслии виделись преступники и враги. Большевики увидят врагов в интеллигенции, и революционный террор становится способом устранения всех «лишних» людей.

С первых дней захвата власти большевики расстреливают людей по классовой, профессиональной или партийной принадлежности.

Это сейчас мы говорим и пытаемся действовать, учитывая принцип толерантности, терпимости к другим людям, к их непохожести. Нам и сегодня это не совсем удается. А в ту мятежную, революционную пору гражданской войны, сколько было сломлено людей, судеб, причем, лучших, умнейших. До сих пор наша страна по всем показателям далеко не в первом десятке. Может быть, уход из жизни огромного числа интеллигенции и отбросил Россию далеко назад.

 

 

 

За несколько дней работы в архиве мне пришлось столкнуться с поражающими воображение постыдными фактами истории нашей страны. Фактами, долгое время скрываемыми от гласности. Сколько несправедливости и жестокости – и во имя чего?! Теперь я просто обязана дойти до конца: самой встретиться с теми, кто на себе пережил террор и репрессии, понять их чувства, переживания, мысли. Редкий архивный документ может точно отразить всю судьбу (пусть одного) человека. <…>

Сегодня на улице стоит невыносимая жара. Кто-то спасается от нее на пляже, в воде, а я – в прохладе архивного зала. Но я нисколько не жалею потраченного мной времени: ведь часть своих летних школьных каникул, пусть последних, я занимаюсь делом, важным не только для меня, но и для истории. И пусть это звучит гордо, но именно так я это понимаю. Конечно, я оставляю себе немало времени и для отдыха, но часто, выходя из здания архива, я не могу откинуть прочь мысли о тех событиях, что поведали мне хранящиеся на пыльных архивных полках документах, о тех несчастных людях. И становится иной раз стыдно за те мои проблемы, которые подчас кажутся такими значительными. Как все это мелко и преходяще по сравнению с великими жертвами и лишениями, которые пришлось пережить тысячам и тысячам людей во времена репрессий.

Никак не могу отойти от этого холода в душе, который охватил меня после чтения архивных документов. Греет солнце, но я чувствую лишь ледяную тьму, в которую навсегда ушли жертвы репрессий.

<…>

Единственное, чего я опасаюсь, это того, что мы найдем мало собеседников, а то и не найдем вовсе. Кому захочется вспоминать ужасы прошлого? К тому же наверняка эти люди, жившие в эпоху молчания, запрета свободы слова, не захотят говорить с нами о политике тех лет. Пермское отделение общества «Мемориал» предоставило нам списки с фамилиями и адресами репрессированных людей. Всего 57 фамилий. Будем надеяться, что мы все-таки найдем людей, готовых поведать нам о своей нелегкой судьбе.

<…>

Нашей группе все же удалось в этот день поговорить с Кушниной Августой Ивановной, в годы репрессий 30-х годов высланной в поселок Ныроб. Никогда не забуду ее слова: «Как же долго я вас ждала! Расскажу – и умереть можно». Эта простая пожилая женщина в ситцевом фартуке, чистящая лук на крыльце своего дома, понимает, что мы делаем важное дело. Если не она, то кто сможет рассказать настоящую историю тех трагических событий?

<…>

Стоя перед дверью потенциального собеседника, мы заранее готовы к отказу. Некоторые люди, только узнав, кто мы и по какому делу, сразу захлопывали перед нами дверь. Некоторым тяжело вспоминать, другие боятся говорить: сказывается атмосфера эпохи доносов.

Мне очень больно видеть, как в семье реабилитированных жертв политических репрессий жена дрожащими руками капает карвалол своему мужу, как слезятся старческие глаза лишь от одного слова «репрессии». Я чувствую себя виноватой: пришла к ним в дом, задаю вопросы, которые будят в них страшные воспоминания. У некоторых непроизвольно вырываются слова: «Зачем вы меня мучаете!» Тут мне хочется убежать, не беспокоить этих людей, сделать все, чтобы не бередить их душевные раны.

Начинаешь сомневаться: а стоит ли наша цель этих слез и дрожащих рук? Но самообладание возвращается: никто, к сожалению, не вечен, а память этих людей хранит бесценные факты истории, которые никто, кроме них, не расскажет, не донесет до потомков. Об этих людях не написаны книги, не сняты фильмы. Как люди смогут узнать о черной странице нашей истории? Мы надеемся, что наша работа не пропадет даром, что вместе с многими другими исследованиями мы когда-нибудь сложим полную картину той эпохи.

 

 

 

…Через биографии, через воспоминания близких людей легче понять и представить прошлое своей страны, от которого нас, школьников, отделяет несколько десятилетий.

Окидывая взором всю предшествующую историю развития русского народа, можно сказать словами писателя Н.А. Некрасова: «…Вынес достаточно русский народ». Сейчас идет суд над прошлым. И судьи – мы. Мы стали свидетелями величайшей трагедии нашей эры. Многие прошли через ГУЛАГ – советские концлагеря. Одним из них был мой прадед – Качин Зотей Фролович.

Политические репрессии обрушивались на головы советских граждан волнами. Каждая новая волна захлестывала значительно больше людей, чем предшествующая. Но никогда гребень кровавой волны репрессий не поднимался так высоко, как в 1937–1938 годах. Вредителей и врагов народа арестовывали десятками и сотнями. Пресса без конца сообщала о разоблаченных шпионах и диверсантах. Недавние кумиры становились объектами публичной травли. Советскому человеку начинало казаться, что враги окружают его со всех сторон. А «черные воронки» неутомимо сновали в поисках новых и новых жертв. Разгул Большого террора в 1937–1938 годах унес жизни более семи тысяч расстрелянных пермяков. Среди них был и мой прадед…

Люди гибли в годы революции и в годы гражданской войны. Годы коллективизации также были небескровными. Получается, боремся со своим народом в течение нескольких десятилетий. Нельзя допустить, чтобы ужасы прошлого были преданы забвению. То, что произошло, – предупреждение. Надо все время напоминать о прошлом. Оно было, оно оказалось возможным, и эта возможность остается. Лишь знание способно предотвратить ее. Опасность здесь в нежелании знать, в стремлении забыть и в неверии, что все это действительно происходило (ведь по сей день есть люди, которые отрицают реальность концентрационных лагерей в СССР).

Некоторые могут утверждать, что все прошло и не играет сейчас никакой роли. Нет, оно живет сегодня! Опыт миллионов, прошедших школу ненависти и насилия, как всякий опыт, остается.

Люди новые, но отношения и мотивы те же. Та же безжалостность к слабым и незащищенным, то же безразличие к собственному народу.

Разве это не та же безжалостность, которая позволяла осуждать на уничтожение целые слои общества? Как, например, бывших помещиков или кулаков в 1920–1930 годах, или обвинять в измене и осуждать на вымирание целые народы, как, например, немцев Поволжья или крымских татар (1941–1944 годы).

В нашей жизни присутствует прошлое – и не как воспоминание или объект для изучения историков, а как реальный фактор, формирующий жизнь, поведение людей.

Но не надо замалчивать это прошлое из патриотизма и любви к Родине. Именно из любви к Родине нужно сказать себе и другим всю правду.

Это может делать каждый – записывать и собирать рассказы очевидцев. Не комментировать и не давать оценки, нужны сами факты. Нужно записать судьбу каждого человека, который погиб в то время, каждого, кто подвергался преследованиям, каждого ребенка, которого лишили отца.

Все нужно опубликовать, и пусть эта Книга – «Книга Памяти» – будет в сто тысяч страниц. Национальная библиотека Памяти, в которой каждый смог бы найти судьбу своего отца, деда, матери или брата.

 

 

 

Новый виток несчастий – раскулачивание. До сих пор прабабушка не может понять, почему с такой жестокостью соседи, родственники, односельчане друг у друга забирали все нажитое собственным трудом. Это был удар, от которого прабабушка Ксения Алексеевна не оправилась до сегодняшнего дня. Семья Максима Петровича попала под раскулачивание потому, что имела веялку и потому, что сын Алексей ушел с белогвардейцами. Не смог ничем помочь и зять Максима Петровича коммунист Иван Гордеев. «Ивана мы считали хорошим. Он не свирепствовал, как другие. Даже защитил нас, когда активисты окровенили мамку. «Вас ведь не это послали делать», – укорял Иван коммунаров. Ничего не подействовало. Унесли посуду (ее у нас было много, даже отдельная имелась для постов), постель, приданое, половики, полога, холсты, скатерти, нижнее белье. Савватей снял с бабушки мои чесанки. Она ему крикнула: «Побойся Бога! Девка из леса придет – одеть нечего». Вернул. А Наташа Чебыкина и худенькую дорожку забрала. Потом приходили и обыскивали подполье. Все завалины разворотили. Оказывается, золото искали. А я его никогда за всю свою жизнь в глаза не видала», – рассказывает Ксения Алексеевна.

Потеря мужа, гражданская война, раскулачивание довели бедную женщину до тяжелейшей болезни. В завершение всего всю семью выгнали из недавно построенного дома. В доме проводили собрания. И каждый раз, показывая пальцем на висевшие на стене фотографии, говорили: «Это семья бандита». Невыносимая боль разрывала сердца прабабушки и ее родных. Но у них хватило мужества выстоять в этой травле. Работа в колхозе – тяжелая, по двенадцать часов в сутки, добросовестная, как на своем поле, – помогла выжить семье.

Страх, испытанный при раскулачивании в период коллективизации, я думаю, поселился в сердцах многих людей навсегда.

 

 

Из характеристики Капитонова Егора, сохранившейся в деле № 5345, я узнала, что в 1932 году его «вычистили» из колхоза. Я долго размышляла над значением слова «вычистить». Как это можно «вычистить» человека?

Оказывается, в 30-е годы прошла волна чисток партийных организаций от неугодных, непокорных членов партии. Такого же рода работа была проведена в колхозах. И термин «вычистить» перешел в документы по раскулачиванию.

Мне захотелось найти документальные подтверждения о раскулачивании моих родственников. Куединский архив, хранивший документы 1937–1941 гг., к несчастью, сгорел во время пожара. В Государственном архиве Пермской области в списках раскулаченных моих родственников не оказалось. Я обратила внимание на протоколы заседания райисполкома по раскулачиванию семей.

К документам были приложены описи изъятого имущества, которые убеждают нас в том, что забирали действительно все, вплоть до последних носок и чулок. Протоколы были написаны красивым, каллиграфическим почерком на оборотной стороне контурных карт, оберточной бумаги. В ПЕРМГАНИ мне повезло. Я нашла дело Егора Капитоновича, брата моего прадеда. С душевным трепетом я открыла дело Егора, репрессированного в 1937 году. <…>

Бабушка Муза мне рассказывала, что Егор был арестован по доносу деревенского стукача Ястребова. И правда, в деле присутствует протокол допроса Ястребова, бригадира колхоза «Утро», и Чепкасова Николая, счетовода. Господи! Как легко оговорить человека! Одним словом перечеркнуть его жизнь. <…>

При просмотре протоколов заседания Куединского райкома партии за октябрь 1937 года я натолкнулась на любопытный документ:

«Октябрь 1937 года.

Всем парторгам и уполномоченным РК.

<…>

Поставить основной политической задачей: мобилизовать колхозников на скорейшую ликвидацию последствий вредительства и выкорчевывание врагов народа»

Чтобы выполнить этот план косили левых и правых. Видимо, под горячую руку попал и Егор Капитонович. И на основании показаний было вынесено обвинение о том, что он вел подрывную работу в колхозе и разлагал труддисциплину, призывал колхозников к выходу из колхоза. За это был осужден по статье 58-7-1 УК сроком на 10 лет исправительных трудовых лагерей.

<…>

Егор Капитонович дважды обращался с жалобой на пересмотр дела, и в 1939 году дело было отправлено на доследование.

Любопытно, что на повторные допросы были вызваны новые свидетели, которые приехали вместе с Капитоновыми из Чувашии. Они подтвердили, что Егор до революции был кулаком (это в одиннадцать-то лет?!).

На основании их свидетельств приговор оставили в силе.

Когда я показала копию допросов бабушке Музе, то мне было больно на нее смотреть. Она сказала, что таких людей в помине не было в деревне и все лица подставные. «Какое вранье, какое вранье! – воскликнула она. – Ну почему же он (дед Трофим) ничего мне перед смертью не рассказал?» – сокрушалась бабушка Муза. Я думаю, что такие страшные моменты своей жизни он не хотел вспоминать, поэтому никого близко к себе не подпускал и душу никому не раскрывал.

Страх оказаться в числе раскулаченных в то время леденил душу, парализовывал волю и способность сопротивляться. Клеймо раскулаченных родителей ломало детские судьбы: их дразнили, не принимали в пионеры, комсомол. Я слышала, что даже в институт им было сложно поступить.

 

 

 

В отечественной истории судьба советских немцев, как правило, ассоциируется с периодом войны, когда была проведена депортация и создана трудармия. Но не менее важным я считаю период 20 – 30-х годов. Именно об этом времени мне много рассказывал мой дед Егор Егорович Завадский, немец по национальности, выходец из среды меннонитов⁸, составлявших особую, достаточно изолированную этно-конфессиональную общность. После прихода советской власти изолированность меннонитских колоний была нарушена, вследствие чего начался процесс «смешивания» меннонитов с другими немцами. К 20-м годам между ними оставалась незначительная культурная разница, к тому же и тех и других постигла одинаковая участь, поэтому в работе под термином «советские немцы» я подразумеваю непосредственно и меннонитов.

Я заинтересовалась «немецким вопросом» не случайно, так как это не только судьба моего деда, но это еще и моя история, история моей семьи, мои корни. Судьба моего деда была омрачена бескомпромиссным вмешательством советской власти в тихую и размеренную жизнь немецких и меннонитских поселений, жестокостью депортации из солнечного Кавказа в далекую и холодную Сибирь, каторжным трудом в уральских шахтах и еще более тяжкой разлукой с семьей. Ему тяжело вспоминать о детстве и юности, но все же свою работу я посвящаю именно этому периоду его жизни, когда тучи тоталитаризма еще только-только собирались над крышами тихих немецких деревень, когда немецкие школы, театры, техникумы, газеты переживали свой недолгий расцвет. Своей задачей я ставлю описать то странное и противоречивое время, время кардинальных перемен, переворотов в промышленности, управлении и сознании людей, время неоправдавшихся надежд.

В жизни каждого человека присутствуют те или иные воспоминания, приятные или грустные, будоражащие память, вызывающие из подсознания различные чувства. И, конечно, значительная часть этих воспоминаний ассоциируется с песнями. Песня – спутница жизни каждого человека. Несомненно, в жизни маленького Егора они сыграли немалую роль. Еще были свежи в памяти события гражданской войны. Хотя немцы и придерживались в большинстве своем нейтральных позиций, но все же пролетарская песня проникала в закрытые поселения меннонитов. Самые первые такие песни, переведенные на немецкий, Егор услышал еще в самом раннем возрасте: они транслировались по радио, пелись местной молодежью. Конечно же, это были песни о доблестных красногвардейцах, о лихом и храбром Буденном.

В 1933 г. в Германии пришли к власти нацисты, вследствие чего отношения между СССР и Германией резко изменились.

Постепенно меняется и политическая оценка роли немецкого населения в СССР, но классовая солидарность с немецким пролетариатом пока еще существует.

Хотелось бы привести пример из жизни Егора, напрямую связанный с новым отношением властей к немцам. Известно, что в немецкие колонии поступали газеты и альманахи из Германии, в том числе и в Фриденсдорф. В одном из выпусков была опубликована статья о приходе Гитлера к власти. По-видимому, один из учеников 4-го класса прочел ее и, грубо говоря, решил «поиграть в Гитлера». Он важно прогуливался по школьному двору, изображая Гитлера, вместе с двумя другими мальчишками – «адъютантами». Кто-то увидел это и доложил дирекции школы, вскоре в школу приехала целая комиссия с переодетыми работниками ГПУ. Они согнали всех учеников в один класс, в том числе и Егора, второклассника. Начали допрашивать того мальчика, который от испуга и растерянности не мог ответить ничего вразумительного. Не добившись от ребенка имени «подстрекателя», они все-таки отпустили всех. Этот случай оставил в памяти моего деда сильное впечатление, врезавшееся ему в память.

Но шаги тоталитаризма еще не были отчетливо слышны, немецкая молодежь продолжала искренне верить, что она будет достойно защищать родину, сражаясь против фашистов, большинству в голову не приходило примкнуть к ним!

Немецкие политэмигранты сыграли большую культурно–просветительскую и пропагандистскую роль в жизни немецких колоний. Концертные группы немецких писателей, актеров и музыкантов посещали районные центры, ставили небольшие пьесы, пели новые песни, которые потом продолжали петь в школах, на концертах самодеятельности. Эмигранты-антифашисты: писатели, поэты, драматурги, актеры и т. д. – оседали в немецких театрах, редакциях. Не желая даром «есть свой хлеб», они многое сделали для пропаганды антифашистской и советской песни. Так появилась песня «Heimatland» (немецкий вариант «Широка страна моя родная» 1938 г.) Эриха Вайнерта.

Эта песня была очень популярна среди немцев, даже среди пожилого поколения. Егор, как никогда, в то время любил Россию… и, наверняка, он был не одинок в своем патриотизме. Егор Егорович подтверждает, что он и его сверстники считали святым долгом защищать свою родину. Прокоммунистическая агитация породила в сознании многих немцев миф о невозможности войны с Германией, так как немецкий пролетариат, по их мнению, организует мощное восстание, и нападение не состоится. «Немецкий народ не отделял себя от граждан советской страны. В первые дни войны от немцев–мужчин автономной советской социалистической республики немцев Поволжья (АССРНП) поступило 2500 заявлений с просьбами направить их добровольцами на фронт, но военкоматы не брали их, мотивируя отказ тем, что «для фронта необходимы военные специалисты». К великому сожалению, их порыв не был оценен по достоинству, для недальновидного руководства он остался незамеченным. Зато в 1941 г. оно серьезно отнеслось к некой шифротелеграмме, гласившей, что советские немцы встречают фашистов хлебом – солью…

Государство встало на путь террора и насилия. Пролито столько слез, похоронено столько сыновей, матерей, отцов и надежд… Те люди уже ни в чем нас не упрекнут, ничего не посоветуют. Не хочется верить, что все они прожили зря свои горькие жизни. Неужели этот опыт был бесцельным для нас?

По моему мнению, значительная часть немецкой молодежи была готова с оружием в руках выступить на защиту отечества в 1941 г. Более разумная и взвешенная политика могла бы во многом способствовать и содействовать этому! Но этому не суждено было осуществиться. Последующие мрачные страницы истории страны свидетельствуют: приоритеты были расставлены совершенно по-другому. Знаменитая анкетная «пятая графа» на многие годы предопределила судьбу многих и многих людей.

 

 

 

Война… Что страшнее и ужаснее есть на свете? Нет ничего. Можно только догадываться, как велика была трагедия узников фашистских лагерей, в особенности детей.

Много ли мы, живущие уже в двадцать первом веке, знаем о них, переживших ад? А этим людям пришлось еще пережить суровую жизнь на Родине. Долгие годы они вынуждены были молчать, порою скрывать свое прошлое, боясь неприятностей. Ведь о них, о тех, кто находился в фашистских застенках, говорили чуть ли не как о предателях. Из-за «темной» строчки в автобиографии («находился в фашистском концлагере»…) их не принимали в вузы, техникумы, даже на работу они устраивались с великим трудом. Невозможно представить, какие усилия нужно было приложить, чтобы не сломаться, сохранить достоинство, честь, гордость, быть человеком.

Моя работа написана на основе собранных мною материалов – бесед с бывшими узниками фашистских лагерей, которые входят в «Пермский областной совет бывших малолетних узников фашистских концлагерей». Кроме того, были использованы опубликованные воспоминания, обращение к которым позволяет представить целостную картину мученической доли детей, попавших в фашистские застенки или ставших остарбайтерами.

Мне было важно, опираясь на воспоминания бывших узников фашистских концлагерей, показать, что они вправе рассчитывать на наше сострадание, милосердие и помощь, что новое поколение, знающее войну лишь по книгам и фильмам, должно осознать правду о войне, глубоко понять, что уготовил фашизм человечеству.

Как я узнала о малолетних узниках? В нашем классе много проводится мероприятий о долге, чести, патриотизме, на которые приглашаются гости. Так появились новые друзья класса – бывшие малолетние узники фашистских концлагерей.

Их воспоминания не оставляют равнодушными ни детей, ни взрослых, в том числе и меня. Я почувствовала к ним особую симпатию и решила поближе познакомиться с этими особенными людьми, собрать материал и написать о них. Мне хотелось проявить внимание, уважение к людям, испытавшим ужасы фашизма и не потерявшим человеческие качества. Мне кажется, что это люди с большой буквы.

Общаюсь с бывшими узниками, читаю литературу о войне, и сердце кровью обливается. Невольно возникает масса вопросов: как можно проводить ужасные эксперименты на людях, уродуя их, подвергая их страданиям, лишая жизни?

Почему фашисты (они же тоже люди – или нет?!) проводили свои эксперименты на других людях, особенно беззащитных женщинах и детях?... Почему?...

Я думаю, что, если сравнивать современных детей трех-шести лет, подростков с детьми того ужасного времени, трудно представить, как они смогли выжить, перенести все испытания, что уготовил им фашизм. Всем образом жизни, отношением к детям фашисты стремились внушить им, что они, советские дети, есть только рабы, что свобода и счастье не для них.

Дети, лишенные детства, забывшие родительскую ласку. Кто должен ответить за все это? Я, девочка-подросток, живу с родителями. Есть мама и папа, дедушка и бабушка. И я ежедневно ощущаю их тепло, ласку, заботу обо мне. И когда читаю о судьбе детей войны, об ужасах, что выпали на их долю, содрогаюсь от страха, волнением наполняется моя душа. Неужели такое может еще повториться?

Перед глазами фотография детей за колючей проволокой. Я даже не знала, что где-то совсем рядом живут люди, прошедшие фашистский ад, а они, оказывается, есть. Добрые, ласковые, приветливые. Порою хочется сказать честно и откровенно: «Простите нас за невнимание. Мы так мало знаем о вас»…

В работе я поставила перед собой проблему: «Что помогло детям, превращенным фашистами в рабов и обреченным фактически на гибель, выжить, выстоять, не потерять нравственные человеческие качества, достойное человеческое поведение, которое с полным правом можно назвать героическим?

Мне кажется, жажда жизни, чувство собственного достоинства, вера в победу.

А еще, по мнению самих же бывших узников, – дружба и солидарность узников концлагерей и остарбайтеров, которые приходили на помощь друг другу, рискуя собственной жизнью.

И сейчас, став уже пожилыми людьми, они полны оптимизма. И неважно, что седина покрывает их головы. Их глаза изучают тепло и радость. Они не потеряли жажду жизни, человеческое достоинство. Пройдя кромешный ад фашизма, они продолжают жить, гордые, непреклонные. А память хранит ужасное прошлое, не дает спокойно спать, и порою фашистский кошмар встает перед ними даже ночью.

 

---

1. Любимова Ксения (г. Пермь, школа № 22, 11-й класс, 2003 г.). «История спецпереселенцев в Ныробском районе (по материалам архивов Пермской области и экспедиции в пос. Ныроб Пермской области)».

2. Марите Руткаускайте (г. Пермь, Гимназия «Ювента», 11 класс, 2003 Г.). «Литовские спецпоселенцы: свои или враги?»

3. С. Алексиевич. История – это я // Человек в истории. Россия ХХ век. Сборник работ победителей. Вып.1 – М.: Звенья, 2001.

4. Б. Рогинский. «Возьму на себя смелость» // Звезда – 2003 – № 12.

5. Михаил Шмаков (г. Пермь, гимназия № 4, 11 класс, 2002 г.). «Вы были выше и упрямей своей трагической судьбы…» (по архивным материалам художника политлагеря В.К. Стенинга).

6. Шустова Татьяна (Пермская обл., Частинский р.-н., с.Ножовка, сш, 9 класс, 2002 г.) «И я хочу ответственность эпохи на плечах по-вашему нести..!»

7. Полина Реутова (г. Пермь, лицей № 1, 11 класс, 2003 г.). «…Меня избивали и мучили… (правдивая история ликвидации «финской агентуры» в г. Молотове в 1942 году)».

8. Меннониты – этно-конфессиональная общность, образовавшаяся в XVI в. в Нидерландах, основатель – симонс менно; секта кальвинистского толка, имеющая определенный свод религиозных догм. преследуемые инквизицией, переселились в россию (1789 г.); имели значительные привилегии, перечисленные в манифесте Екатерины II.

Поделиться: