⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒

15.2. Литовские спецпоселенцы: свои или враги?

Когда я была маленькой, бабушка рассказывала мне о том, что мои родственники были выселены из Литвы силой. Тогда ее рассказы были похожи на страшные сказки. Кто имел право это сделать? Почему это произошло? И что такое выселить силой? Мне казалось: в жизни такое, что рассказывает бабушка, не может быть.

Но все резко изменились в прошлом году, когда у нас в гимназии показывали выставку «Пятая графа. Причина репрессий – национальность». Я снова вспомнила бабушкины рассказы, но сейчас они казались мне еще страшнее. Выставка буквально раскрыла мне глаза на то, как важна в истории жизнь одного народа, состоящего из конкретных людей. Мне стало скучно и обидно на уроках истории. В учебнике много говорят о больших, великих, известных людях, личностях, но забывают о судьбе «маленького человека». Мои родственники не знатные люди, но это моя история.

Я стала расспрашивать папу. Его рассказы дали мне новые сведения, которые он узнал от дедушки. Я начала читать книги о депортации прибалтийских и других народов. В начале учебного года узнала о конкурсе «Человек в истории», и у меня возникло желание заняться серьезным исследованием истории литовского народа на примере судьбы моих родственников.

Трудность заключалась в том, что между нами тысячи километров. Звонить же в Литву и разговаривать об этом по телефону неудобно. Поэтому я составила вопросы и отправила их по интернету. Пока ждала материалы из Литвы, собирала информацию здесь, в Перми. Пошла в Информационный центр ГУВД Пермской области, где находились личные дела моих родственников. Сначала мне не разрешили делать копии с документов. «Этот документ, – говорили вежливые тети, – внутреннего пользования, и мы не можем дать вам его копию». Таких документов было очень много! Но, к счастью, разрешили делать на листочках записи, которые они потом тщательно проверили. В конце работы в архиве мне все-таки повезло: разрешили сделать ксерокопии некоторых документов.

Одновременно я встретилась с моей двоюродной бабушкой Лидией Яковлевной Воробьевой. Ее воспоминания записала на диктофон, а потом расшифровала. Потом получила материалы из Литвы. Двоюродный дедушка Теофилюс пишет о том, что ему запомнилось и что рассказывали его мама (моя прабабушка) и братья.

Все это помогло создать для себя более полную, живую, яркую, но и более трагическую картину, чем у меня была раньше.

Потеря родины. Билет в один конец

Моего прадеда звали Руткаускас Антанас. Он родился в 1906 году в семье крестьянина Руткаускаса Каралиса и Каролины. Прапрадед Каралис занимался сельским хозяйством. У него было 17 гектаров земли. Еще он работал секретарем в местной администрации. Когда в 1922 году умер Каралис, Антанасу было шестнадцать лет. Из-за смерти отца ему пришлось бросить учебу. Он стал главой семьи, и на его плечи легли все тяготы крестьянской жизни. Через несколько лет у Антанаса появилась своя семья. Его женой стала Мария Ярушавичус.

В своих воспоминаниях Теофилюс пишет: «В 1925 году, будучи 19 лет женился (Антанас) на нашей матери Марии, которой тоже было 19 лет». Они жили в соседних поселках: Антанас – в деревне Бутерманцы Бутерманской волости; Мария вместе с родителями проживала в той же волости в деревне Пикушкес.

В семье Антанаса и Марии родилось восемь детей. Самый старший – Иозас, родился в 1929 году. Перед самой войной Антанас сделал капитальный ремонт всех хозяйственных построек и частично закупил материал на новый дом. Во время войны он его построил. Каким образом ему удалось построить дом во время войны, когда дома разрушали, а не строили? Иозас в своей автобиографии, хранящейся в личном деле, сообщает: «До соединения Литвы с Советским Союзом отец работал старостой 12 лет».

Архивные документы не дают однозначного ответа на вопрос: когда именно Антанас был избран поселковым старостой. В своих воспоминаниях Теофилюс говорит, что отца впервые односельчане избрали старостой в 1934 году. Учитывая год рождения самого Теофилюса, я не могу полностью полагаться на его информацию, которую он мог получить только от матери или братьев. Но из этих цифр видно, что Антанас был избран поселковым старостой в первой половине 30-х годов. Теофилюс продолжает: «В 1940 году, когда впервые вошли войска (советские), отец отказался от выборной должности, стал работать только на своей земле». Об этом Теофилюс тоже мог узнать только от своих ближайших родственников, например от Иозаса, который в той же автобиографии пишет: «Когда Литва соединилась с СССР, отец работал с полгода старостой, после чего был освобожден от работы». Так отказался или был освобожден? Две причины могли побудить Антанаса оставить место поселкового старосты: он уволился по собственному желанию, потому что не собирался связывать себя никакими отношениями с советской властью, так как воспринимал приход русских как оккупацию Литвы, или ушел после оказанного на него давления со стороны новых «хозяев».

Вскоре после начала Великой Отечественной войны территория Литовской ССР была оккупирована фашистской Германией. «С приходом немецких войск в 1941 году он также остался на этой должности и работал до 1944 года», – рассказывает о муже Мария во время допроса. После этих слов у меня создается впечатление, что мой прадед не покидал должность старосты. Высказывания Марии можно расценивать как заступничество за мужа, она покрывала его, если Антанас действительно оставил должность старосты по собственному желанию только потому, что не хотел служить советской власти. Иозас в автобиографии пишет, что немецкие власти заставили отца работать старостой. Возможно, сын так же, как и Мария, заступается за Антанаса. Их слова отличаются от того, что сообщает Теофилюс: «Во время войны, в 1942 году, отца опять избрали старостой». Я думаю, что его ответ лучше отражает события того времени, потому что, как я уже говорила, он пишет свои воспоминания тогда, когда можно не скрывать правду.

И в это время Антанас, как я думаю, строит себе новый дом, потому что для него это время было достаточно спокойным.

Как только войска Красной Армии освободили Литву от немецкой оккупации, Антанас снова ушел с должности старосты. Что произошло с ним после этого? Иозас пишет, что на третий день после освобождения Литвы отец был взят рабочим на строительство аэродрома, после чего он не вернулся. В автобиографии прабабушки написано, что на третий день после освобождения Литовской ССР прадед Антанас был взят русским солдатом и больше она его не видела. Слова Иозаса и Марии похожи, видимо, они перед тем, как писали этот документ, советовались. Во время допроса в 1954 году Мария говорит еще более конкретно о судьбе мужа: с приходом частей советской армии в июле 1944 года он был арестован органами МВД. Скорее всего, мой прадед действительно был арестован, но сумел сбежать. Антанас не захотел стать пленником советской власти. И он не мог смириться с тем, что его родина была захвачена второй раз и превратилась в часть сталинского государства. Он уходит в лес, чтобы бороться за независимость своей страны.

17 июля 1945 года – этот теплый летний день на всю жизнь остался в памяти моих родственников. «Рано утром окружили дом и велели собираться, все время была команда «быстрее». Сборы продолжались часа три. Мы брали одежду, пищу, предметы первой необходимости. В аресте участвовал лейтенант, который в 1941 году был ранен, и его выходили местные жители. Вот этот лейтенант и говорил матери: «берите с собой больше, все пригодится». Так запомнился этот день маленькому Теофилюсу.

Жена и дети Антанаса были высланы из Литвы в «соответствии с распоряжением НКВД СССР № 328 от 16 июня 1945 года как члены семьи активного участника банды национального подполья на спецпоселение сроком (не указан) в Кудымкарский р-н Молотовской обл. без права выезда к прежнему месту жительства» и «по постановлению Алитусского УО МВД Литовской ССР от 6 июля 1945 года как члены семьи участника банды литовского националистического подполья». Как видно из первой цитаты, срок проживания на спецпоселении не указан, зато четко указано на лишение права возврата в Литву. Исходя из этого, я делаю вывод: мои родственники были высланы навечно.

И еще – никто им не сказал, за что и почему с ними так поступили. В 1949 году на совершеннолетних членов семьи Антанаса завели личные дела. В них были документы, которые свидетельствовали о преступлениях моего прадеда: «Добровольно поступил к немцам старостой, где активно выполнял приказы и распоряжения немецких властей, участвовал в арестах и расстрелах советских граждан, в период немецкой оккупации работал старшиной Бутерманской вол., проявляя активность, поддерживая режим захватнической власти. Он руководил отрядом «Сависовга» в целях борьбы с партизанским движением. Во время освобождения ЛССР Руткаускас сбежал с немцами, после вернулся в банду, где так же активно участвовал в борьбе против советской власти».

Виновен или невиновен мой прадед? По советским законам – да! Но Литва до 1940 года была независимым государством. Я не хотела бы оправдывать или обвинять его. Это сложная проблема, и нужно оказаться в той ситуации, почувствовать на себе ее тяжесть, чтобы сделать определенный выбор. Я так думаю. Но советская власть наказала многодетную семью за поступки отца и мужа. Она лишила их родины и всего, что с ней связано. С точностью до наоборот был реализован провозглашенный Сталиным принцип «сын за отца не отвечает».

Жизнь под стук колес

Станция... Думали ли Мария и ее дети о том, что когда-нибудь вернутся обратно в Литву? «Везли в товарных вагонах, в них было от 30 до 40 человек – по нескольку семей. Нар не было, только несколько полок, спали на своих вещах, для естественных нужд была дыра, умывальника не было». Так описывает в своих воспоминаниях условия жизни в вагоне Теофилюс.

Во время этапирования люди были лишены какой-либо свободы. «Остановки делали в маленьких поселках, они были разными по своей продолжительности, и люди лезли под вагоны для естественных нужд. Вагоны закрывались, охраняли солдаты. Сколько их было, трудно сказать, так как ходить во время остановок запрещалось».

Дорога для семьи Антанаса и других депортированных стала тяжелым испытанием: «Были побеги, но о них мы узнали только когда прибыли на место. Были и смертельные случаи: погиб мальчик между вагонами, получила травму и сестра Марите».

В конце июля товарный поезд с депортированными из Литвы достиг Урала. Последней станцией в «железнодорожной жизни» Марии с детьми стал поселок Менделеево. Их «выгрузили» из вагона и...

Я попыталась представить, что они увидели, когда ступили на чужую для них землю, что испытали, почувствовали. Тупик железнодорожного пути, серая пустынно-скучающая станционная площадка, окруженная сотрудниками НКВД. Вдали какие-то хмурые домики, хозяйственные постройки. Наверное, они с горечью вспомнили родную деревню, свой дом. И здесь им жить...

Однако дорога на этом не закончилась. Литовцев распределили по машинам и повезли в город Кудымкар, до которого от Менделеево напрямую около 150 км. Учитывая извилистость и состояние дорог, до центра Коми-Пермяцкого округа (КПО) они могли добраться не раньше чем через семь-восемь часов. Из Кудымкара Марию с детьми направили в поселок Визяй. Оттуда и из других леспромхозов за литовцами пришли машины. «…Но сломалась машина, и нас бросили на дороге. Никто не хотел брать на борт мать с маленькими детьми. После довезли до Демино, из Демино на телеге в Визяй», – так описывает последний день нелегкой дороги Теофилюс.

Визяй «многоликий»

Они приехали в поселок, где все другое – обычаи и традиции, где свои правила и порядки. Здесь мои родственники должны были обрести вторую родину. Но возможно ли такое?!

Бабушка Лидия Яковлевна, которая была одной из первых, с кем познакомились литовцы, говорит, что в Визяе проживали тогда представители семнадцати национальностей. Почему так много? Дело в том, что в 1937 году здесь приступили к созданию леспромхоза, который нуждался в большом количестве рабочих рук. Первоначально основную часть населения составляли русские и коми. Но после начала строительства в поселок буквально хлынул поток людей из других областей и республик Советского Союза. Среди приезжих были татары, башкиры, мордва, марийцы и другие.

В своих воспоминаниях Лидия Яковлевна утверждает, что литовцев привезли в Визяй 1 августа 1945 года. Она называет цифры: количество высланных из Литвы – около 60 семей, или 275 человек.

Теофилюс пишет, что сначала их поселили в частном доме за сельпо, потом они переехали в барак, который раньше служил домом для людей, приехавших работать в Визяйский ЛПХ. Барак был очень длинным. В нем примерно 40 комнат, и в каждую селили по семье. Площадь одной комнаты не больше 20 кв. м. Это чуть больше однокомнатной «хрущевки», но без кухни и ванной комнаты.

Лидия Яковлевна работала бухгалтером в Визяйском ЛПХ и была среди тех, кто принимал депортированных. Она рассказывала мне, что поначалу очень сердилась на литовцев за то, что они называют разные фамилии. Но потом ей объяснили, что Руткаускене – это жена, Руткаускайте – дочь, Руткаускас – мужчина. Так состоялось первое знакомство будущих родственников. Лидия Яковлевна оказалась умной женщиной, она все поняла и стала к ним относиться очень по-доброму.

Что представлял собой Визяй? На окраине поселка, около речки Котыс, находилась улица Прибрежная. За гаражом ЛПХ начиналась Гаражная улица. Она тянулась до самых больших улиц в поселке – Финской и Татарской. Последние две получили свои названия в знак заселения их представителями соответствующей национальности.

Жизнь на поселении

«Старики вымерли в первом году поселения, дети стали скелетами, некоторые сами уже не поднимались», – это воспоминания Теофилюса о самом трудном времени на поселении. Лидия Яковлевна рассказывала, что литовцам выдавали ссуду. Ее размер она не уточняет, но могу предположить, что ссуда была очень маленькой. Поэтому они стали менять вещи, привезенные из Литвы, на продукты. Вещи, которые были в их поселенческой жизни самым дорогим напоминанием о родине, стали спасением от голодной смерти!

Горе не обошло стороной семью моих родственников. В 1945 году, вскоре после приезда, умерла самая младшая – дочь Марите.

Деньги они начали зарабатывать сами только с 1946 года, когда Марию и Иозаса приняли в леспромхоз. Прабабушке дали работу сучкоруба. Иозаса послали на курсы трактористов. До депортации он окончил начальную школу на литовском языке и проучился три года в гимназии. По словам Теофилюса и Лидии Яковлевны, поселенцы-литовцы хорошо учились, несмотря на языковой барьер, и почти все становились специалистами в своем деле.

Помимо трудностей, которые доставались всем поселенцам, они должны были соблюдать режим, который установила им советская власть. В этой части, нарушая хронологический порядок, я расскажу о том, какие требования предъявлялись к спецпоселенцам-литовцам и как их могли наказать (и наказывали) за «непослушание» власти.

Правовое положение поселенцев определялось несколькими документами, которые им объявляли. Они давали расписки о том, что ознакомились с этими документами и несут ответственность за нарушения.

Я узнала, что термин «спецпереселение» появился в начале 1930 года. Спецпереселенцами называли высланных в ходе принудительной коллективизации раскулаченных крестьян. Через пятнадцать лет, 16 августа 1944 года, НКВД СССР издал «Инструкцию по учету спецпереселенцев», согласно которой учету подлежали все контингенты спецпоселенцев. Серьезных отличий в правовом положении и в реальной жизни между спецпоселенцами и спецпереселенцами не было. Мои родственники были спецпоселенцами, по официальным документам относились к категории «литовцы». Постановление «О правовом положении спецпереселенцев» им объявляли потому, что они как спецпоселенцы попадали под его действие.

Запутанной, не совсем понятной для меня остается ситуация с Альгирдасом, но по другой причине. Кроме расписки об объявлении Постановления СНК СССР № 35 от 8 января 1945 года, он дал расписку об объявлении ему Указа ПВС от 26 ноября 1948 года «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны». Альгердас не должен был подписывать такой документ, так как литовцы не относились к категории народов, которые подверглись депортации в годы войны. По этому указу «навечно» на спецпоселении оставались немцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары и ряд других народов, высланных в период с 1941 по 1945 год. Самовольное оставление места поселения, согласно этому документу, каралось 20 годами каторжных работ.

А ведь была уже середина XX века; через две недели после подписания этого Указа, 10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН примет Всеобщую декларацию прав человека – а в СССР существует каторга!

Расписка Альгирдаса, о которой я только что писала, и содержание других расписок Марии, Иозаса и Витаутаса об ответственности за побег с места поселения подтверждает ранее сделанный вывод о том, что мои родственники были сосланы в Кудымкарский район навечно. Ниже приводится расписка Иозаса:

Расписка

1950 г. января 3 дня мне, спецпоселенцу Руткаускас Витовтас с.Антанаса объявлено о том, что за побег с места поселения из Кудымкарского р-на, Молотовской обл. я буду наказан в судебном порядке лишением свободы сроком на 10 лет тюремного заключения, а все члены моей семьи будут высланы в районы Крайнего Севера Якутска.

Руткаускас Иозас.

Последние расписки Мария, Иозас и Витаутас подписали в связи с объявлением им Постановления СМ СССР от 5 июля 1954 года. Это произошло осенью того же года. Уже не было Сталина и ситуация в стране начинала меняться. Но мои родственники по-прежнему испытывали на себе действие жестоких сталинских законов.

Первоначально на всех спецпоселенцев были заведены карточки персонального учета, а с июня 1949 года на совершеннолетних стали оформлять личные дела. Из семьи Руткаускасов тогда они были заведены только на Марию и Иозаса. 3 января 1950 года личное дело завели на Витаутаса, а 16 февраля 1954 года – на Альгирдаса. На Ону дело не завели, потому что в то время, когда она достигла совершеннолетия, ее уже не было в поселке. Она сбежала 16 июля 1947 года, причем ей удалось это сделать только со второй попытки. Когда ее поймали в первый раз, то практически никак не наказали. Заставили работать. Во второй раз побег Оны оказался удачным.

Из Визяя Она добежала до Менделеево. На станции забралась в товарный поезд, который шел в сторону Москвы, и навсегда покинула место поселения. Как и многие, она не смирилась с выселением, мечтала вернуться домой на родину, в Литву, пусть даже советскую. В то время ей было всего пятнадцать лет. В этом возрасте подростки как раз способны на такие авантюрные поступки. Лидия Яковлевна говорит, что многие убегали с поселения так, как сбежала Она, но большинство ловили и возвращали обратно.

Через родственников Она написала в Визяй письмо (символами, понятными только Марии и братьям), что у нее все в порядке, что она добралась до Литвы и живет не в родной, а в соседней деревне, так как там безопаснее. Она сообщила, что вышла замуж и сменила фамилию. Ее объявили во всесоюзный розыск, но так и не нашли. 23 марта 1955 года розыск моей двоюродной бабушки Оны был прекращен, и ее сняли с учета спецпоселения. После этого ей, наверное, стало не так страшно. Она Руткаускайте первая из моих родственников достала обратный «билет» на родину...

Поселенцы должны были отмечаться в комендатуре. Сначала «отмечались у того лейтенанта каждый день. ...Через год появился другой комендант и начали отмечаться в неделю раз», – рассказывала Лидия Яковлевна. Если они пропускали «отметку», даже не по своей вине, их наказывали выговором, штрафом или арестом на 5 суток.

Мои двоюродные деды по своему характеру были непоседы, энергичны как в работе, так и в отдыхе. Особой активностью, даже задиристостью, отличался Иозас. 11 сентября 1953 года он пришел в сельский клуб в нетрезвом виде и стал выражаться нецензурными словами. Мне не известна причина его поведения, но не сомневаюсь в том, что он был способен на такие выходки. Лидия Яковлевна много об этом рассказывала. Участковый уполномоченный расценил действия Иозаса как нарушение общественного порядка. Я думаю, что он был прав, но не могу согласиться с наказанием, которое назначили Иозасу – «один месяц принудительных работ с вычетом 25% по месту работ».

Наказание, которое получил мой двоюродный дед, имело последствия. 15 сентября была очередная «отметка» в комендатуре. В тот день Иозас начинал большую работу, был занят в течение нескольких дней и физически не мог присутствовать в Визяе. Очередная «отметка» была 30 сентября, которую Иозас не пропустил. Но комендант стал его отчитывать за предыдущий пропуск. Иозас написал объяснение: «не был потому, что находился на работе пятнадцатого, шестнадцатого также работал допоздна, и еще три дня. После того заходил в комендатуру, Вас не было, потому и не отметился». Видимо, коменданта это объяснение не удовлетворило. 5 октября Иозасу вынесли наказание (цитирую): «руководствуясь Постановлением СНК СССР № 35 от 8.01.1945 года с инструкцией о наложении административных взысканий, объявленной в приказе НКВД СССР № 376 от 14.09.1945 г. постановил:

Спецпоселенца литовца Руткаускас Иозас с.Антанаса... подвергнуть штрафу в размере пятидесяти рублей. Обязать деньги внести в Кудымкарское отделение банка... и квитанцию об уплате штрафа представить в спецкомендатуру в 10-дневный срок после объявления настоящего постановления».

Постановление было объявлено 16 октября, но Иозас с ним не согласился. Он обратился в Визяйский ЛПХ за справкой:

Справка

Дана настоящая в том, что тракторист Руткаускас Иозас с.Антанаса в сентябре месяце 1953 г. согласно путевке листов находился на следующих работах: 15.09.53. – поездка на Парму со шпалорезкой, в пути 31 час; 18.09.53. – поездка в Сенино за грузом, в рейсе 11 часов; 19.09.53. – поездка в Чешино за грузом, в рейсе 11 часов. Всего за вторую половину сентября 53 года в рейсе 53 часа. 16.10.53. Бухгалтер Визяевского ЛПХ Михалева.

Однако справка не помогла. Постановление утвердил начальник Коми-Пермяцкого ОКРО МВД, и комендант не собирался его отменять. Поэтому Иозасу пришлось заплатить штраф, о чем свидетельствует квитанция об уплате в его личном деле.

Если же поселенец планировал куда-либо уехать, то ему необходимо было получить на это разрешение. В соответствии с Постановлением № 35 спецпереселенцы за самовольную «отлучку за пределы расселения обслуживаемой спецкомендатуры» несли административную и уголовную ответственность, так как нарушали режим спецпоселения. Наказание в виде ареста на 5 суток 14 января 1952 года получил Витаутас за то, что «без ведома коменданта самовольно выехал в Кудымкар».

Иозас, Альгердас – в «тисках» советских законов поселенческой жизни

С 1947 года Иозас – тракторист Визяйского ЛПХ. Как известно, на любой работе случаются неприятности. Учитывая, что литовцы были неместные, к тому же депортированные, эти неприятности могли случаться с ними довольно часто. Первое известное мне происшествие, связанное с работой Иозаса, случилось осенью 1950 года. В конце сентября, 26 числа, мастер лесопилки Кузнецова подала заявление на имя поселкового коменданта Плотникова о том, что Руткаускас отругал ее нецензурными словами за то, что она не дала ему денег. Я вполне допускаю, что Иозас «обласкал» мастера лесопилки нецензурными словами. Для расследования дела был привлечен рабочий Шлятин. В своей объяснительной (которая больше похожа на донос) на имя начальника КПО МГБ подполковника Гаврилова он пишет, что литовцы требовали завышенной кредитовки. Ст. лейтенант П.П. Ракшеев, задача которого заключалась в том, чтобы проверить жалобу Кузнецовой, тоже был на стороне мастера. Он даже нашел доказательства других «злодеяний» Руткаускаса: «угрозы убийства членов семьи члена партии Чептина и других». Причем Ракшеев приложил заявление, написанное самим Чептиным, который обвиняет Иозаса в организации хулиганской шайки из литовцев и угрозах убийства. Это заявление – уже прямой донос.

Расследование инцидента началось через месяц после заявления мастера лесопилки Кузнецовой и длилось всего несколько дней. Плотников и Ракшеев в своих рапортах на имя начальника КПО МГБ подполковника Гаврилова предлагали наказать Иозаса переводом семьи Руткаускасов на постоянное место жительства в Самковский ЛПХ. Но директор ЛПХ заступился за Иозаса, он сказал, что его «надо воспитывать, а не переводить куда-то на работу». Коменданту не удалось наказать всю семью, но Иозас «получил по заслугам» – его подвергли аресту па пять суток.

С 1950 года двоюродный дед Иозас и Лидия Яковлевна жили вместе. Но в 1952 году их совместная жизнь была прервана. Иозаса осудили по статье 74 ч.1 УК РСФСР к одному году тюремного заключения. Когда читала документы по этому делу, я не встретила никакого объяснения, за что его наказали. В Уголовном кодексе 1926 года нашла первую часть 74-й статьи: «хулиганство, т.е. озорные, сопряженные с явным неуважением к обществу, действия, совершенные в первый раз, – лишение свободы на срок до трех месяцев, если до возбуждения уголовного преследования на совершившего указанные действия не было наложено административного взыскания».

Сначала не могла понять, что произошло с Иозасом. Допускаю, что он совершил какое-то мелкое хулиганство, но налицо произвол – нарушение закона. В архивном документе четко написано: статья 74 ч.1. Он должен был получить максимум три месяца, а получил целый год!

Но поняла эту ситуацию, когда обратилась к Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 августа 1940 года, в котором нашла объяснение 74 статьи: «хулиганские действия на предприятиях, в учреждениях и в общественных местах – караются тюремным заключением сроком на один год, если эти действия по своему характеру не влекут за собой более тяжкого наказания».

Иозас отбывал наказание в ИТК пос. Закамск Молотовской области с 24 февраля 1952 года по 13 января 1953 года.

Вольный поселок Визяй и спецпоселение: психология взаимоотношений

У спецпоселенцев забрали все: родину, родственников, друзей. «Союз нерушимый голодных и вшивых навеки сковал великую Русь» – так пели литовцы об СССР. Для них Советский Союз не был родиной. Они не любили страну, Сталина и все, что «помогло» им оказаться в Визяе.

Отмечаться в комендатуре – не самая большая трудность в их жизни. Они постоянно ощущали на себе настороженные взгляды местных жителей. Взаимоотношения с ними, и вообще положение в визяйском обществе зависело от многих факторов. В том числе от того, как они сумеют себя подать, что и как смогут сделать, смогут ли добиться уважения.

В своей работе я использовала два «устных источника»: Лидия Яковлевна, жена старшего сына Марии – Иозаса, местная, и Теофилюс, младший из братьев, литовец. Я задала им совершенно одинаковый вопрос: «Как в поселке относились к поселенцам?» На что получила следующие ответы:

Лидия Яковлевна: «Местные хорошо относились, на луга ходили, песни пели. Не было плохого отношения... Молодежь, когда дралась, обзывалась, и чего только не делала. Насчет того, что говорят, что их притесняли, это совершенно не верно».

Теофилюс: «К поселенцам относились по-разному. Большинство женщин и пожилых мужчин – сдержанно, в школе учителя поддерживали местных. Самыми агрессивными были юноши».

Понятно, оба мнения: и Лидии Яковлевны, и Теофилюса – субъективны.

Литовцы были чужаками, к тому же высланными, наказанными по решению советской власти. Мнение Лидии Яковлевны заслуживает уважения: в поселке были люди, трезво оценивавшие ситуацию, в которой оказались литовцы. Я знаю, что такие люди помогали им в их нелегкой поселенческой жизни и понимали их. Согласитесь, это важно! В своем интервью Лидия Яковлевна часто повторяла, что литовцы были самыми культурными и опрятными из всех народов, приехавших на поселение, что располагало к ним других людей. Но есть и другой аспект, повлиявший на отношение к литовцам в поселке. Как пишет Теофилюс, неприязнь местных окончилась тогда, когда они увидели работающих литовцев. Они работали везде: и в ЛПХ, и в колхозе, и у себя на участках.

Но были и неприятные случаи, инициаторами которых являлись молодые ребята.

«После работы, вечером матери шли в столовую, получали хлеб и суп. Агрессивно настроенные местные нападали, отнимали хлеб, выливали суп, а ведь дома ждали дети, наутро надо было идти на работу. Литовцы, ребята 15-16 лет, организовались и устроили засаду. Расправа была такая, что спустя несколько лет потерпевшие говорили: «Да мы были молоды, дураки, но зачем так надо было бить». После этого на женщин больше не нападали. Единичные стычки были», – пишет Теофилюс.

Почему именно молодые ополчились против литовцев? Ну, а кому же еще! Я не думаю, что люди в возрасте от 35 лет будут выходить на улицу, чтобы вылить суп. Но подобные настроения они выражали, выражали вслух. А молодые их воплощали в жизнь.

О том, что в адрес поселенцев звучали грубые и оскорбительные слова, свидетельствует архивный документ из дела Витаутаса.

7 января 1952 года «коменданту по селу Визяй тов. Плотникову от спецпереселенцев, находящихся на работе при Нельсинском участке Визяйского ЛПХ», поступило заявление. В нем говорилось, что тов. Пигилев Василий и рабочий Харин Андрей Васильевич в пьяном виде оскорбляли их «разными словами (фашист, изменники родины и т.д.)». Это происходило в Нельсинском колхозном клубе, «где, как и все желающие культурно провести свое свободное время после работы», присутствовали Рудковский (Руткаускас) Витаутас, Вайшнорас Иван и Станислав, Пужас Адольф, Якус А.М. Кроме того, что спецпоселенцев-литовцев оскорбляли, первый из них получил удар ногой в грудь, а второй – валенком по голове. После этого рабочий Харин собрал вокруг себя несколько человек из своей бригады и продолжал оскорблять спецпоселенцев. Товарищ Пигилев был преподавателем Каштановской школы. Своим поведением он не только иллюстрировал то, как он относится к поселенцам, но и как педагог показывал плохой пример, который мог стать заразительным. И Харин, и Пигилев были членами партии. Это в определенной степени свидетельствует о настроениях в партийной организации Визяя. Спецпоселенцы просили принять меры к зачинщикам случившегося. Но в деле Витаутаса я не увидела ни одного документа об удовлетворении просьбы оскорбленных поселенцев.

Но не только местная молодежь выражала свое недовольство. Молодые литовцы не любили, когда свои дружили с русскими. В поселке жил литовец по фамилии Рачкаускас, он полюбил русскую девушку Надю, сделал ей предложение и... его убили... По официальной версии, вечером, когда Рачкаускас возвращался с лесопилки, он встретил тракториста Можейкаса, который стукнул его по голове палкой и спрятал под мост. Но до сих пор остается загадкой, кто на самом деле убил Рачкаускаса, причем все точно знают, что это сделали литовцы. Следствие тянулось очень долго, Можейкас взял всю вину на себя, за что получил всего год условно и ежемесячное вычитание (25 %) из заработной платы. Что побудило литовцев совершить такой поступок? Точный ответ неизвестен. Но я достоверно знаю, что в поселке были случаи заключения браков между литовцами и русскими, причем без пролития крови, как с той, так и с другой стороны. Примером может служить брак Лидии и Иозаса.

В своем письме Теофилюс пишет: «бедности колхозников не было границ», он жалеет их, а жалость в этом случае не может соседствовать с ненавистью. Общение – вот что помогло литовцам и местным колхозникам понять друг друга. «Литовцы, дети шли в окружающие деревни менять привезенное на картошку, но, чтобы их обманывали или обкрадывали, не слыхал...», – признается Теофилюс.

И литовцы, и местные помогали друг другу. Как говорит Лидия Яковлевна: «В то время все одинаково жили. Шиковать-то никто не шиковал, на равных условиях жили».

В середине 50-х голов поселенцам-литовцам начинают больше доверять. Начиная с этого времени в их личных делах можно найти разрешения на выезд в другие города нашей области. Конечно, не стоит забывать, что режим спецпоселения после смерти Сталина стал ослабевать. Но их направляли в другие города не только на работу. Более того, за спецпоселенцев ходатайствуют различные организации. В июле 1954 года в окружную комендатуру МГБ по Молотовской области обратился заместитель председателя КПО окружкома профсоюза лесной и бумажной промышленности с «просьбой разрешить выехать в г. Молотов физкультурникам из Визяйского ЛПХ тт. Рудковскому Витасу (Руткаускас Витаутас) и Рачковской Ядвиге для участия в областной спартакиаде в легкой атлетике». В деле Витаутаса имеются разрешения, подтверждающие его участие в областной спартакиаде. А Иозасу даже разрешили выехать на лечение в Осинский санаторий Молотовской области, который он посетил в первой половине октября 1956 года. Эти факты определенно свидетельствуют о том, что поселковые власти стали доверять литовцам. Отношение к ним стало другим.

В поселке тоже было все спокойно. «Мама не боялась за нас, мы могли прийти и в час ночи и позже. У нас было очень спокойно, не было бандитских разборок. И улица на улицу никогда не дрались. Никогда не было никаких угроз со стороны поселенцев, если только, когда напьются», – говорит Лидия Яковлевна.

Возвращение

«В 1956 году, осенью, мать получила орден многодетной матери», – пишет Теофидюс в своих воспоминаниях. Медаль Материнства I степени Мария получила по Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 13 сентября 1956 года. А на основании этого награждения через полтора месяца, 31 октября, пришло заключение о снятии с учета спецпоселения. Итак, с этого момента все мои родственники получили обратный билет на родину. О нем они мечтали всю свою жизнь на поселении, надеялись увидеть родину и свой дом.

Но была только одна маленькая «проблема», которую поставил перед ними Советский Союз: они не имели права проживать в Литве. Не обращая внимание на это, нарушая строгие советские законы, семья Руткаускасов поэтапно уезжает с места поселения в Литву. В мае 1957 года уехал Иозас, чуть позже Мария, Альгердас, Ионас и Теофилюс, в 1959-м – Витаутас, а Пранас вернулся после того, как отслужил в армии. В советской армии также служили Ионас и Альгердас.

Как я уже упоминала, им нельзя было жить в Литовской ССР. «Старших братьев вызывали в милицию, предупреждали, чтобы покинули Литву через 24 часа. Они писали заявления в вышестоящие организации и ждали ответа. Так продолжалось до 1959 года». Они жили не в своем доме, а в домах своих родственников, прячась от вездесущих органов советской власти. Но после того, как Мария получила документ, подтверждающий, что ее дети служат в армии, им дали прописку в Литве. С этого момента с жизнью в советской России юридически их больше ничего не связывало. Там, в Визяе, у них остались друзья, знакомые, с которыми они пережили самые сложные годы своей жизни.

Вместо заключения

В прошлом году в Литве моему прадеду Антанасу, который был убит 20 февраля 1948 года, и другим «лесным братьям» поставили памятник. Этот памятник располагается на месте захоронения более ста пятидесяти человек, погибших с 1945 по 1952 год и представляет собой крест. Память о том, что Литва принадлежала СССР и что Сталин был здесь полновластным хозяином, не исчезнет, ее нельзя вычеркнуть из сердец многих литовских граждан. В 40-е-начале 50-х годов Сталин по всей Литве «заложил» на будущее огромное количество «бомб», которые, взрываясь и сегодня, говорят и кричат о том, чтобы это время больше никогда не повторилось.

 

Поделиться: