| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
14.6. «Зрак византийский государства остановился на тебе...»
Публичная казнь
...И вот спустя много лет А.А. Болонкин, известный в прошлом диссидент и ученый, посетил родную Пермь, приехав из далекого Бруклина, где он теперь живет. Прекрасный повод для встречи с «пермским американцем», который после эмиграции (1988) добился успехов и на чужой земле.
Да, представьте: даже после долгого вынужденного перерыва в научной деятельности (лагеря, ссылки) Болонкин сумел отвоевать свое место под американским солнцем. Ныне он профессор института технологии в Нью-Джерси. С 1990 г. господин Болонкин возглавляет Международную ассоциацию бывших советских политзаключенных и жертв коммунистического режима (со штаб-квартирой в Нью-Йорке).
Но беседа у нас получилась только перед отъездом Александра Александровича, уже на перроне железнодорожного вокзала. Диктофонная запись разговора доносит также звуки грохочущих поездов, то нарастающие, то исчезающие. Эта вокзальная обстановка, объявления о прибытии-убытии создавали какой-то тревожный, грозовой фон и невольно вызывали в моей памяти апрельский день 1982 г. Тогда я оказался в аэропорту и, случайно прислушавшись к телевизору в зале ожидания, обомлел. Шла пресс-конференция какого-то инакомыслившего (кого – я прослушал), который «осознал свои ошибки». Понуро, с обреченным видом, не поднимая глаз от бумажки, человек каялся в несусветных грехах...
Все это было настолько неожиданно, странно, что я, несколько оглушенный, чуть не пропустил свой самолет. А толчея и шум кругом не стали меньше ни на йоту, честному нашему народу, похоже, никакого дела не было до происшедшей катастрофы. Скучающие ждали хоккея...
Только много позже, все сопоставив, я понял, что случайно услышал отрывок пресс-конференции с земляком, А.А. Болонкиным. Тем самым, которым Пермь сначала готовилась гордиться: шутка ли, он был одним из самых молодых в Союзе докторов технических наук! А потом та же Пермь решила стыдиться: «опозорил, диссидент несчастный»...
Ведь это «тот самый» Болонкин, в защиту которого не раз выступал другой «отщепенец» – академик Сахаров...
А через год этот самый подзащитный, публично отрекшись от своей «враждебной деятельности», осудил также и других «отщепенцев, предавших интересы своей Родины и своего народа, типа всяких солженицыных, твердохлебовых, сахаровых, ковалевых, которые, забыв о том, что наша страна дала им образование, ученое звание, начинают злобно клеветать на все то, что дорого и свято для советского человека...»
Что же произошло? Как же должен измениться человек... Нет, как же должны обработать человека в КГБ, чтобы во всеуслышание были произнесены столь жалкие и позорные слова, которые просто неловко, стыдно было слушать?.. Для того чтобы понять суть происшедшего, надо вернуться к самому началу...
Как сын уборщицы стал научным светилом
В том «Заявлении о раскаянии», зачитанном Болонкиным, есть один экзотический момент: «Я хотел бы отметить, что только в Советской стране возможно, чтобы сын уборщицы смог получить высшее образование, защитить диссертацию, стать ученым. Это одно из важных достижений социализма...» О Бог ты мой, «сын уборщицы»! А как нас учили не верить в «американскую мечту», когда выходец из социальных низов выбивается в миллионеры, делает карьеру и пр.
Чужие, написанные холодной рукой гэбиста-пропагандиста тезисы содержат тем не менее действительные факты биографии Александра Болонкина. Родился он в 1933 г. в Перми. Родители разошлись еще до его рождения, и детство у Саши выдалось очень трудным. Безотцовщина, военное лихолетье... Но мальчик тянулся к знаниям. После седьмого класса Саша как отличник поступил без экзаменов в Пермский авиатехникум. И там был на хорошем счету: активист, комсомолец, авиамоделист. В семье сестры его в Перми до сих пор хранятся часы, полученные Сашей за лучшую модель. Постепенно мечта о небе трансформировалась в нем в нечто другое, не менее возвышенное...
По окончании техникума (1952) перспективный студент был направлен для продолжения образования в Казанский авиационный институт. Затем работал в конструкторских бюро, заочно окончил еще один вуз – механико-математический факультет Киевского университета. Преподавал в МАТИ, МАИ, МВТУ – ведущих вузах. Перед инженером-механиком по самолетостроению, доктором наук (1971) открывались самые широкие возможности... И какая светила карьера!..
Однако пытливый ум молодого ученого уже волновали вопросы не только в научной сфере. Этого неспокойного человека глубоко интересовали и проблемы общественного устройства, и прежде всего – интеллектуального отставания великой страны от мировых достижений. Такая вот излишняя, с точки зрения властей, любознательность и, конечно, новый круг знакомых (все больше ученые с независимым складом ума) – все это привело Болонкина к противостоянию всемогущему КГБ. К отчаянной схватке, длившейся более 15 лет.
В 1971 г. в самиздатовском журнале «Свободная мысль» (вышло два номера, третий успели только подготовить к печати) появилась статья А. Бабушкина «К итогам выполнения восьмого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР: 1966–1970 гг.». Вскоре внимание думающего читателя привлекла статья другого автора, А. Казакова, – «К вопросу сравнения жизненного уровня трудящихся России, СССР и кап. стран». Сравнение получалось, как нетрудно догадаться, не в пользу строителей социализма.
Бабушкин, Казаков – это одно и то же лицо, это псевдонимы Болонкина.
В том покаянном «заявлении» от лица Болонкина – на котором во время чтения буквально не было лица! – занятия враждебной деятельностью объясняются просто: «В какой-то момент мне стало казаться, что не всегда должным образом оценивается мой вклад в науку. Я полагал, что заслуживаю большего, что в Советском Союзе мои способности не смогут достойно оценить...»
Если бы все объяснялось только такими качествами характера, как тщеславие, эгоизм! Конечно, известное честолюбие присуще ученому. Но главное, думаю, не в этом. Он жил в обществе и не был свободен от него – это сказано и про Болонкина, и про его немногих единомышленников, также решивших действовать. Про Юрия Орлова, например, – другого «пермского американца», доктора физико-математических наук. Ему принадлежит авторство широко известного сегодня «Открытого письма Л.И. Брежневу», написанного в 1973 г. (Орлов в итоге оказался в пермской политзоне, недалеко от города, откуда была родом его мама...)
Болонкин анализирует открытую статистику – и делает свои выводы. То, что написал «экономические листовки» именно А.А. Болонкин, было доказано на суде и признано самим автором в 1973 г. Но арестован доктор Болонкин был не за статьи. Чашу терпения органов переполнило очередное изобретение Александра Александровича: он придумал и изготовил множительный аппарат, благодаря которому распространение «антисоветчины» приняло опасный массовый характер. (Ученый был еще и изобретателем, у него более десятка патентов.)
Взяли его 21 сентября 1972 г., и через год Болонкину «припаяли» по статье 70-й (антисоветская агитация и пропаганда) 4 года лагерей строгого режима и по отбытии – 2 года ссылки.
Эшелонированная память
Говоря о своих бывших преследователях и идейных противниках, Александр Александрович называл их кратко: «Они». Не расшифровывая. В этом очень многое кроется: и безмерная вымотанность, усталость загнанного волка, и нежелание персонифицировать, и брезгливость пополам с враждебностью, и широкий обобщающий мазок художника, рисующего образ Системы. В этом емком «Они» воплотились в устах бывшего узника совести следователи КГБ и их подручные – стукачи и журналисты, писавшие заказные памфлеты, и уголовники, которых подсаживали к непокорному политзеку, чтобы всячески терроризировать, и прокурор Байбородин, и «дорогой, многоуважаемый Леонид Ильич»...
– Изготовив восемь этих устройств, мы передали их и другим группам, в Прибалтику, Ленинград... Пишущая машинка берет три-четыре экземпляра, а тут стали размножать сотнями и выпуски «Хроники текущих событий» (бюллетень советских правозащитников начал выходить с 1968 г.), и произведения Солженицына, Роберта Конквеста, Сахарова...
И поднялась большая тревога в самом ЦК. Они поставили цель: найти нас во что бы то ни стало! А я еще до этих событий освоил фотодело, что весьма пригодилось. Количество распространенных нами текстов, запрещенных в СССР, удалось довести до 150 тысяч. Конечно, перетерпеть всего этого Они уже не могли, вот и появилось указание ЦК...
Но совершенно взбесило советских руководителей одно событие. Юрий Юхновец, будущий подельник Болонкина (дело было разбито чекистами на два процесса: в Ленинграде судили Г. Давыдова и В. Петрова, в Москве – А. Болонкина, В. Балакирева и Ю. Юхновца. – В.Г.), по своей инициативе решил разбросать листовки в связи с 10-летием повышения цен на молоко, мясо и т. д. Вместе со своей женой Галиной Юхновец объехал ночью несколько районов Москвы, рассовав листовки «Гражданского комитета» по почтовым ящикам. Интересно, что из всего количества их (3 500 штук) большая часть была сдана сознательными гражданами в милицию и КГБ. Не было возвращено всего лишь штук 50...
– Конечно, все это Они перетерпеть не могли, – продолжил свой рассказ Александр Болонкин. – А поскольку копии этих листовок мы передали через Якира иностранным корреспондентам (Петр Якир – московский правозащитник, сын репрессированного красного командарма. – В.Г.), то акция наша была обнародована по «Голосу Америки» и другим «голосам». И когда Якира через несколько месяцев арестовали (надо сказать, что он сильно пил), он наговорил... на 120 томов. В том числе и в отношении нас. А после уже все просто. Они поставили наши телефоны на прослушивание, установили слежку...
Публичное раскаяние в 1973 г. П. Якира и В. Красина имело тяжкие последствия для правозащитного движения. Об этом трудно говорить... Но молчать нельзя: история не прощает.
Дело Болонкина–Балакирева–Юхновца дает примеры и стойкости, и, увы, слабости человеческой. По этому делу был арестован еще инженер Ш. (1937 г. р., учился в Пермском политехническом институте, одно время работал на Чусовском металлургическом заводе). Около года он находился под следствием в Лефортовской тюрьме, затем написал просьбу о помиловании и остался на свободе. Занимается ныне правозащитной деятельностью и... обвиняет и разоблачает своего бывшего единомышленника А.А. Болонкина. А ведь если вдуматься, то Ш., распространяя сегодня то злосчастное «покаяние», выдавленное из Болонкина, фактически продолжает дьявольскую операцию чекистов.
Ш. честно признает факт своего сотрудничества с КГБ, называя это «пятном и тяжким моральным грузом». Добавляя при этом странную фразу: «Может быть, мы морально перестрадали больше, чем Болонкин, который свое отсидел». Отношение к этой «склизкой» истории среди бывших диссидентов различное. Олег Воробьев, отбывший за самиздат по «пермскому делу» три года лагерей и три тюрьмы, осуждает «расколовшихся» категорически и непримиримо:
– Написал помиловку – все, кончен бал. У уголовников это называется крепко: скурвился, если кому непонятно. То есть воры честнее в этом случае, как ни крути.
Однажды в лагере нас побаловали новинкой – показали фильм Василия Шукшина «Калина красная». Так зеки смеялись над убийственным просто проколом автора: там главный герой, вор-рецидивист, поет в хоре. Но если он вор в законе, он не мог просто петь со сцены, вот в чем дело! Болонкин – жертва режима, это так. Но я не понимаю таких, как Иван Ковалев (сын известного правозащитника), который тоже «покаялся». Хоть убейте меня, не пойму этой тактики спасения. «Я на минуточку только выйду» – так, что ли?..
И еще Воробьев вспомнил, что самые черные дни для него наступили, когда он находился во владимирской тюрьме и услышал о публичном раскаянии Якира и Красина. Тогда ему не хотелось жить, искал способ самоубийства. Илья Габай, 38-летний учитель, отец двоих детей, бывший другом Якира, под впечатлением конца движения, нашел способ уйти из жизни: в том же 1973 г. он бросился с балкона одиннадцатого этажа, попросив в записке своих близких простить его: «У меня не осталось ни сил, ни надежд...»
Многие отошли, «залегли на дно». А многие диссиденты сидели в лагерях. И Болонкин добивался своего, ведя отчаянную борьбу почти в одиночку.
Неравная схватка
Они решили почему-то отыграться именно на нем, Болонкине. За сроком – срок. В лагерях – издевательства, пытки, угрозы. Бульдожья хватка не ослабевала даже в «перестройку». Чем это объяснить?
Во-первых, наверно, тем, что характер у подопечного оказался сложный, строптивый, что он пытался обмануть органы, а это не прощается. Во-вторых, политической охранке позарез нужен был авторитетный ученый, не меньше доктора наук, который бы согласился подыграть им в их игре без правил, точнее, по правилам КГБ. А Болонкин, видите ли, всякий раз ускользал, даже припертый к стенке. И потом, он же стал требовать выезда за рубеж. Разве можно это позволить такому человеку, а как же секретность? Ведь Болонкин работал одно время в ОКБ Антонова, а затем и в ОКБ Глушко...
Вел Болонкин себя действительно дерзко, порой просто вызывающе. В самом начале своих мытарств он отказался на суде от зачитанных показаний, данных им на предварительном следствии. Объяснил, что дал их под давлением, в результате грубого шантажа. Виновным себя не признал. Потребовал допустить в зал академика Сахарова. То есть лез на рожон, в отличие от более благоразумных своих подельников. И дальше в том же духе. В лагпункте Озерный написал жалобу в прокуратуру на конвой, который избил его на этапе. 22 февраля 1974 г. участвовал в голодовке за признание статуса политзаключенных.
В 1975 г. отказался давать показания по смежному делу, за что его отправили на 4 месяца в ПКТ (помещение камерного типа, это внутренняя тюрьма), затем в карцер, стены которого оказались исписаны затем лозунгами антисоветского содержания. Только отбыл это наказание – снова попал в ШИЗО (штрафной изолятор), за то, что во время свидания с женой передал ей свои бумаги. Многочисленные заявления зека Болонкина объявляются администрацией клеветническими, их попросту не выпускают за пределы лагеря.
Впервые с просьбой разрешить ему поездку за границу (для операции) Болонкин обратился в 1977 г., когда отбывал свою первую ссылку в Бурятской АССР. Вместо ответа в поселке Багдарин, где жил тогда ссыльный, было создано... отделение КГБ с тремя штатными сотрудниками!.. Болонкин потребовал в своем заявлении в Верховный суд Бурятии «(...) привлечь Председателя Совета Министров Бурятской АССР к суду по ст.150 УК РСФСР за злоупотребление служебным положением и попрание Конституции РСФСР»!..
Ему удается время от времени сообщать о своем положении в «Хронику текущих событий». Из письма А. Болонкина (30 апреля 1980 г., идет уже его второй срок): «...Обвинение стандартное: якобы письмо в цензуру, которое я сдал администрации при отправке в больницу (заказное), я мыслил отправить нелегально. В отношении меня отправка в холодные камеры ШИЗО после больницы стала нормальным явлением. В мае я пролежал в больнице с воспалением легких и гипертонией, и сразу после этого мне дали месяц ШИЗО: 15 суток за нелегальную переписку и 15 суток после разговора с начальником ИТК, в котором я сказал ему: «Фашист...»
...Отгрохотал очередной поезд, Александр Александрович, явно пересиливая себя, ровным тихим голосом подвел рассказ к самому драматическому периоду своей истории:
– Возможностей для пыток у Них всегда немало. Вот, например: поместить меня возле двери, а морозы – до минус 40 там. А утром еще открывать камеру на час-полтора – «проветривать»... Или подсаживали ко мне уголовников, которые избивали меня, всячески издевались. Когда я объявил голодовку в знак протеста против фабрикации нового дела, следователи откровенно угрожали мне избиениями, изнасилованием, убийством руками уголовников, если я не признаю вины... В 1978 г. А.А. Болонкину пришили дело о «хищении госимущества путем ...злоупотребления служебным положением», произошло это за два месяца до окончания ссылки.
И вот уже Московская Хельсинская группа 30 апреля 1981 г. принимает документ, в котором вынуждена констатировать: «Заключение Александра Болонкина становится бессрочным...» Лагерная администрация, с благословения своего начальства, выполнила все, что обещала строптивому зека. И новое дело состряпали, и здоровье его подорвали, постепенно, по-садистски загоняя его в гроб.
– Новое дело против меня сфабриковали с помощью уголовников, которые показали, что я агитировал их против советской власти. Хотя я не мог этого сделать, даже словом не обмолвился, потому что безвылазно сидел в ПКТ и ШИЗО. Таких, как я, вообще стараются держать в изоляции. Ну, а «свидетелям» пообещали за меня посылки, свидания, в общем, подачки. И следователь Кожевников сказал мне, что светит 70-я статья, но уже часть 2-я, это 10 лет плюс 5 лет ссылки, я буду уже опасным рецидивистом, что означает лагерь особого режима...
«Получишь максимум, так что смотри: или раскаиваешься и делаешь заявление, или...» После этих слов следователя я и подумал о раскаянии (на словах) как возможном способе вырваться...
Править что-то в тексте, написанном суконным языком передовиц, ему не дали. Болонкин заартачился было по поводу абзаца, где шельмовались «отщепенцы» и среди них академик Сахаров, – и встретил жесткий отказ. Нервы, здоровье его были истрепаны вконец после 10-летнего заключения и издевательств. Неравный поединок одного диссидента с могущественной системой, казалось, завершился...
Выступление А.А. Болонкина заняло всего 10 минут – уложились в перерыв между хоккейным матчем СССР –Чехословакия. Этот «перерыв» в жизни самого диссидента затянулся до 1987 г. Возвратиться в Москву Болонкину по-прежнему не разрешали. В знак протеста он заявляет об отказе от советского гражданства, требует разрешения на выезд из СССР.
Тогда же он сделал заявление, что в 1982 г. его «заставили подписать ряд документов, принудили к раскаянию истязаниями, угрозами, гнусными и грязными методами...» И он отказывается от всех тех заявлений и писем...
Не ангел, нет
...Во сне я вновь встретился с Александром Александровичем. Только обстановка была другой, уже более приличествующей масштабу его личности и дел. Как будто толпа пермяков пришла на встречу с доктором в парк Горького. На самом деле, въяве, с вокзала Пермь II провожали его лишь два «мемориальца» да сестра, больная, старенькая женщина. Молчавшая все время (она глухонемая), сестра казалась почти воплощением гигантской евразийской страны, замкнувшей свои уста от перенесенных мук на многие годы...
Болонкин во сне рассказывал мне про побег. «Взял – и поднялся в воздух, ничего не делая, не прилагая никаких усилий...» Нарушил режим ссылки, при этом как-то смешно и нелепо пытался замести следы. Высоколобый, в сияющем венчике седого пуха, глаза излучают радость и доброту – вот поистине ангельский облик вырвавшегося на волю. На самом же деле меня больнее всего, наверно, поразил потухший взгляд гостя...
Нет, он не ангел. Болонкина поставила на излом Система. Над ученым-экспериментатором ставился другой глобальный эксперимент, жестокий и бесчеловечный. 15 лет ставился...
«...И как там стойкостью ни хвастай –
Прокол, зияние в судьбе.
Зрак византийский государства
Остановился на тебе...» –
писал Фазиль Искандер («Опала»).
Когда его коллегу Юрия Орлова освободили, выдворив из страны, лишив советского гражданства, то сам он воспринял это, по его признанию, «с тупым спокойствием, я очень устал, сказались и 7 лет лагерей, и ссылка...»
Удивление пришло позже. Про жизнь в Америке Орлов скажет: «Здесь легче, чем в лагере, но труднее, чем в якутской ссылке». Нечто похожее испытал и Болонкин.
Нанес ли он моральный ущерб правозащитному движению своим вынужденным, временным отступничеством?
– Нет, не думаю, что был какой-то ущерб, – сказал он мне. – Я сразу же известил мир обо всем, что Они со мной сделали. Кронид Любарский опубликовал об этом сообщение в журнале «Вести из СССР». Диссиденты, вообще думающие люди ведь знали и все понимали, как это делается. А что подумали простые сограждане... Обывателя всегда околпачивали, тут ничего удивительного. Про Сахарова говорили такие несусветные вещи: что он, например, призывал бросить атомную бомбу на СССР. Головы людям дурили, как могли, так что ж теперь...
Он не совсем прав, наверно, в этой убежденности, но кто осмелится кинуть еще хоть один камень? Как это у Булгакова: он заслужил покой...
В истории Александра Болонкина отразилась, как в капле воды, многолетняя драматичная борьба за свободу и права человека в закрытом обществе.
Вместо послесловия
Вскоре вслед за встречей с Болонкиным в Перми меня ожидала поездка в Москву. Билеты я специально брал на «скорый» бурятский. Поразила меня фраза, сказанная одним из предпринимателей, русским, всю жизнь прожившим в Бурятии. Молча выслушал он мой рассказ про Болонкина, а потом сказал вдруг: «Ну, а чего они добились, такие диссиденты? Сами бы поразились, увидев нашу нынешнюю жизнь, криминал и так далее...»
На обратном пути из Москвы моими попутчиками оказались буряты, жители Улан-Удэ. Но между собой они говорили в основном на русском, и я вскоре понял, что двое моих соседей по купе – из системы МВД, причем в отставку ушли в немалых чинах: один – полковником, другой – подполковником. Так судьба подкинула мне шанс взглянуть на давнее дело с иной позиции.
Я спросил их, не знали ли они случайно Болонкина.
– Александра Александровича? – почти обрадованно уточнил полковник. Я заметил, что буряты всех русских всегда называют по имени-отчеству. – Ну как же не знать такого человека! Он же отмечался у нас, в нашей системе, во время ссылки-то...
Я не верил своим ушам. Человек, давно покинувший свою Родину, чье имя, казалось, предано забвению и проклятию, оказывается, не забыт и в проклятых им местах мучений...
– Тихий был такой человек, вежливый, интеллигентный, – вспоминал подполковник. – Никто бы про него и не подумал, что это тот самый страшный диссидент, за которого заграница беспокоится. Особого отделения КГБ из-за него не создавали, нет. Вел он себя хорошо. Умный был, да. Он же знаете что придумал: предложил изобретение внедрить, счетчик использования воды и еще чего-то. Это у нас-то, в то время, в 70-е годы!.. За рубежом такие счетчики давно введены, но у нас же другие условия, понимаете...
Насчет «тихого человека» мне было удивительно слышать. Сразу вспоминались многочисленные голодовки, протесты, заявления Болонкина, причем в самые «высокие инстанции».
И еще мои попутчики считают теперь, по прошествии времени, так: «Борец Александр Александрович, конечно, и светлая голова, кто спорит. Но последний срок – три года лишения свободы за хищение госимущества, совершенное путем мошенничества, – когда Болонкин работал в ссылке в Доме быта мастером по ремонту электроприборов, машин, ему «намотали» не зря, тут вы не правы. Повод был, хотя относиться к нему можно по-разному. Сегодня бы он проявил такую инициативу – все бы считалось законным, все в рамках, потому что не запрещено. А тогда считалось мошенничеством. Он ныне преуспевал бы, конечно...»
А ехали мои соседи, замечу, с южной сторонки. Любят некоторые наши бурятские сограждане, оказывается, отдыхать на турецком побережье: «дешево и сердито»! Когда я вышел на своей станции, до далекой Бурятии, где грянули морозы под 45° (дело было в декабре), оставалось еще ехать более двух суток...
1. Гладышев Владимир Федорович, журналист, сотрудник газеты «Пермские новости».
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
