⇐ предыдущая статья

в оглавление

следующая статья ⇒

2.20. Я помню тебя, отец

Если верить свидетельству о смерти, мой отец, Яков Иосифович Фридьев, умер в г. Молотове в 1943 году в возрасте 50 лет. Причина смерти – упадок сердечной деятельности. Фактически же отец погиб, разделив участь миллионов, от голода, вероятно, в спецлагере для инвалидов. Этот лагерь был в Архангельской области. Отец ослеп, и в одном из своих последних писем он просил уже даже не сухари, а чесноку. В этом письме он писал: «Обо мне особенно не беспокойтесь, так как всё, что только возможно в моих исключительно тяжелых условиях, для меня делается, конечно, сказываются недостатки питания, особенно недостатки жиров». А до этого он писал, что ему делают клизму и таким образом лечат его от слепоты. Удивительные эксперименты и заботы! Как кормили заключенных в годы войны, уже известно, но и прежде моя мать говорила: «Расстрелять сразу было бы значительно гуманней».

Отца арестовали в 1937 году в Перми и судили в Москве. Приговор – 5 лет заключения по печально известной статье 58. Отца должны были освободить в 1942 году. Но в годы войны никого не освобождали. Да если бы его и освободили (как я думаю сейчас), в военное время, без помощи, слепой и обессиленный, он мог добраться до дома только чудом, чтобы умереть. Тяжело вспоминать свое детство. Мне было 8 лет, когда арестовали отца.

В одном из писем, написанных под его диктовку вскоре после ареста, отец так обращался ко мне: «Дорогой и хороший сынуля Маркушек, что-то ты начинаешь забывать своего папку. Получил твое письмо от 03.05. Перешел ли в 5-й класс, какие прочитал книжки, с кем дружишь? Напиши мне, какие из моей библиотеки остались у тебя книги, дружишь ли с Витальчиком (это мой брат, родившийся после ареста отца), бережешь ли его и помогаешь ли маме в ее жизни? Всё это меня интересует. Я был очень рад, когда получил от тебя письмо. Я писал, что ездил в Москву лечиться, а пока всего доброго. Крепко поцелуй за меня Витальчика, жду от тебя письма, не забывай папку. Целую, твой отец». И его рукой приписано в конце письма слово «ПАПА».

Конечно, я не забывал тебя, отец. Мать берегла память о тебе, и все благодарности, и письма твоих учеников, и различные справки.

Брат мой Виталий и мама лежат теперь там, где, по преданию, еще на первых порах государственного террора были тюремные негласные захоронения, а теперь – новое кладбище. Из книг твоей библиотеки осталось очень мало. Сохранилась Детская энциклопедия 1913 года издания, твой подарок мне. Один из редакторов этой энциклопедии находился в царское время в заключении, но это не помешало ему стать редактором такого солидного издания.

Книги твои я перечитал еще в детстве. Помню, как ты декламировал Беранже, Пушкина, Некрасова. Особенно выразительно ты читал «Железную дорогу» Некрасова: «Прямо дороженька: насыпи узкие, // Столбики, рельсы, мосты. // А по бокам-то всё косточки русские…// Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?»

Я был в полной уверенности, что это обращение ко мне, так как знал, что меня хотели назвать Ваней.

Помню, ты поехал на вокзал, а там тебя и арестовали. Перед твоим отъездом на вокзал я плакал навзрыд, прощаясь с тобой, как плачут, только прощаясь навсегда. Так и получилось, больше я тебя не видел.

И только в день твоей смерти в 1943 году я проснулся ночью от страшных видений. Позднее мы получили свидетельство о твоей смерти именно в этот день.

Одно из моих ранних воспоминаний: мы (ты, я посредине и мама) лежим на большой кровати, мои руки у вас под головами, утреннее солнышко греет и ласкает, нам необычайно радостно, и вы с мамой улыбаетесь. Как далеко то утро!

И еще несколько слов об отце – то, что я знаю со слов матери, М.Д. Павловой, и то, что узнал, ознакомившись со следственным делом отца.

Отец родился в Иркутске в 1893 году в многодетной семье 13-м ребенком (цифра 13 была и на его тюремной куртке).

Дед со стороны отца держал лошадей и ходил в извоз. Я слышал, что мои предки родом из Венгрии, но не знаю, как они попали в Иркутск. Фамилия Фридьев – редкая. Я за всю жизнь не встречал однофамильцев. Дед и бабушка соблюдали христианские обычаи.
Дед умер рано и бабушка с малолетними детьми, среди которых был и мой будущий отец, перебрались в Киев к старшей дочери, которая занимала пост директора гимназии, а ее муж С.Д. Кроливец был известный киевский адвокат. Отец воспитывался в семье Кроливца. По окончании гимназии он поступил в Киевский коммерческий институт. С 1914 по 1917 год был на фронте в качестве сотрудника Земского Союза в офицерском звании. Затем стал репортером газеты «Народное дело», был председателем комиссии по выборам в Учредительное собрание г. Киева.

В 1923 году отец был арестован по обвинению в активной работе ПСР (партия социал-революционеров). При этом было ликвидировано 5 номеров нелегальной газеты «Знамя борьбы». Он содержался в тюрьме № 1 в одиночке со строгой изоляцией с мотивировкой, что может уничтожить на свободе следы преступления. Какого?
Из протокола допроса: «В партии с 1918 года не работаю, хотя идеологически связан с партией СР. Отношение к Советской власти лояльное, с компартией во многом расхожусь. Считаю, что журналистам и группировкам должна быть предоставлена свобода».
Из заключения по делу: «Фридьева Я.И. выслать на три года в северные уезды по Уралу.
Секретно, г. Екатеринбург. Направьте Фридьева в Чердынь. Необходимо серьезное наблюдение. Обратите внимание на переписку с Москвой, Ленинградом, Киевом».
С 1923 по 1928 год отец находился в ссылке в г. Чердыни, перебиваясь частными уроками. Там он познакомился с моей матерью М.Д. Павловой, тоже ссыльной. В чердынской ссылке отец близко познакомился с интересными людьми. По воспоминаниям матери, это были люди разных национальностей и убеждений, ученые, врачи, инженеры. Многие из них владели иностранными языками. Бедственное положение, независимость убеждений и бесправие ссыльных сплачивало их. Они делились последним и помогали друг другу как только могли. Среди них были и профессиональные революционеры, как, например, сестра отца Вера Иосифовна, позднее приговоренная к расстрелу. И.П. Вороницын, отбывавший 18 лет каторги еще до революции, ученый, писатель, полиглот. Он был участником восстания крейсера «Очаков». Первую книгу о лейтенанте Шмидте написал именно И.П. Вороницын.

По воспоминаниям его дочери Фаины, с которой я переписывался, Вороницына сослали в Пермь, где он снимал около старого кладбища халупу. Работал на низовой работе. Позднее нарком Орджоникидзе устроил его на работу на моторостроительный завод. После смерти С.К. Орджоникидзе Вороницын был арестован и приговорен к расстрелу. Посмертно реабилитирован.

Надо отметить, что такие люди, как мой отец, И.П. Вороницын, и, вероятно, большинство ссыльных в Чердыни, не оговаривали своих товарищей по несчастью, как это делали представители партийной советской элиты.

Не знаю, пытали моего отца или нет, но пребывание в тюрьмах с глухой изоляцией, в необычайной скученности (меньше 1 кв. м на человека) было тоже изощренной пыткой.
В 1928 году отца и мать сослали в Тверь. Там в 1929 году родился я. Сохранилась справка домового комитета: «Рассмотрели заявление Павловой М.Д. с просьбой выдачи молока грудному ребенку. Постановили: отказать как лишенцу».

В Твери отца вновь арестовали и после сравнительно недолгого заключения в 1930 году сослали в Пермь, где он работал преподавателем математики и завкурсами различных предприятий вплоть до последнего ареста в 1937 году. Последнее место работы отца – завкурсами при подготовке в вузы при облсобесе…

Отец был жизнелюбом. Он был бесконечно добр и услужлив, особенно по отношению к простым людям. Помню остро нуждающегося мальчика, который проживал в нашем доме. Мой отец для него через директора школы организовал горячие завтраки, собрал деньги на обувь, проявил такую заботу, что по нынешним временам не делают даже родственники.

При распределении талонов на дефицитные промтовары отец забывал себя. Несмотря на довольно высокий его заработок, денег нам всегда не хватало. Отец часто собирал гостей, бывали застолья с пением народных песен. Меня он никогда не наказывал, в шутку давал мне нюхать ремень.

Отец много работал. У него была феноменальная память. Он любил декламировать стихи русских поэтов, особенно А.С. Пушкина, А.К. Толстого, Н.А. Некрасова, был большим книголюбом. По тем временам у него были редкие книги. Интересно, что «История моего современника» Короленко пропала при обыске.

После ареста отца многие знакомые с матерью не здоровались, переходили улицу, боясь быть замеченными…

Пока я рос и учился, я был замкнут, не был даже в пионерах. Всегда чувствовал свою отчужденность, не хотел да и не мог «шагать в ногу» со временем.

Особую тоску на меня наводили уроки пения со всеми славословиями в адрес Сталина. Или «Широка страна моя родная», «Эх, хорошо в стране Советов жить» и т.д. Я уже тогда понимал, что, может быть, кому-то и хорошо, но таких очень немного. Мать работала медсестрой, поднимала двух сыновей и должна была еще и носить передачи отцу.

Брат мой, ныне покойный, Виталий Яковлевич был хорошим специалистом, директором крупного предприятия в Перми. Он был, как и отец, общительным, жизнелюбивым человеком. Но оба мы знали, что отец наш погиб. А я, хоть и был совсем маленьким, когда простился с ним навсегда, не забывал отцовского света и его любви…

 

Приложение № 1

 

Выписки из показаний сексота из г. Чердыни, где Я.И. Фридьев был в ссылке

1925 г. Фридьев заявил, что загран. компартии распались, все активисты ушли, осталась одна шпана.

1925 г. Фридьев имеет большую связь в ссылке с видными эсерами, группирует вокруг себя молодых.

13 июля 1925 г. был участником организации протеста переброски политиков из Чердыни в район. В начале 1926 г. вел агитацию против режима ОГПУ.

4.11.1926 г. у себя на квартире устраивал нелегальное сборище политиков, на котором было вынесено постановление об устройстве ежедневных скандалов в канцелярии уполномоченного ОГПУ.

4.01.1927 г. при повседневном наблюдении видно, что Фридьев представляет тип настоящего политика, закоренелого эсера, убежденного в правоте своих теоретических воззрений, и глубоко ненавидит советскую власть, особенно ГПУ.

1927 г. Фридьев сообщил о себе, что в 1923 г. арестовывался, так как по ряду вопросов был не согласен с партией большевиков, но вскоре был освобожден. Но большевиком не сделался и не сделается. Из разговора с Фридьевым видно, что он имеет разные взгляды с большевиками. Является злейшим врагом государства, дружит с Кохановским, куда ходят ночью – неизвестно.

1928 г. Фридьев говорит, что в партии идет раскол. Рыков и Ворошилов придерживается крестьян. Сталин наоборот. Больше всего ругает ГПУ, т. к. ссылка держится лишь из-за ГПУ.

28.09.1928 г. Фридьев говорит: «Куда мы идем?». Весь бюджет государства состоит из продажи вина и по займам. Займы лишнего не дают, всякие бумажные деньги и облигации теряют свою ценность, вся тяжесть ложится на плечи трудящихся. На днях собрались у Фридьева. Поговорили об уклонах. Фридьев говорит: уклон не новый внутри партии политбюро. Оппозиция Рыкова, Калинина, Ворошилова стоит за замедление индустриализации, больше внимания уделяют с/х. Новый же уклон в развитии колхозов терпит крах.

17.10.1928 г. В воскресенье в квартире N собрались Фридьев, Силин, Алексин, зашли в отд. комнату, пели песни, из которых некоторые были явно контрреволюционными. Например, «Запах НЭПа прет из склепа, где Ильич лежит», а так же пели восточный интернационал, в котором есть слова: «Ленин и Троцкий, великий паша, бросим под ноги их», а далее не дослышал.

В столовой Фридьев говорил N, что вот индустриализуем страну и в столовых не будут давать хлеба.

1928 г. Фридьев, узнав о появлении в газете письма Рыкова, Томского, Бухарина, печально говорит: «Сволочи, не выдержали, испугались, из Кремля не хочется уходить. Разве так надо добиваться своих идей? Ведь будь они немного похрабрей, оппозиция могла бы объединить широкие массы».

«Рабочие и крестьяне в большинстве пошли бы за правыми. За Сталиным идут только взбесившиеся люди».

1930 г. На квартире N Фридьев говорил: «Мы ведь идем к гибели, ничего нет, финансы расстроены, рубль за границей расценивается копейками, для устойчивости приходится искать выход экспроприацией всех видов продуктов и поэтому самим голодать».

Фридьев единственный из эсеров проповедует, что социал-демократы много говорили о пролетариате с главной ставкой на рабочего, который некультурен. Надо ждать и содействовать падению диктатуры, но в будущем говорить только о демократии, а не о классах.

2.10.1932 г. В своей квартире Фридьев заявлял N: «Крах скоро будет. Дальше так продолжаться не может. Служащие голодают, время проводят в очередях, каждый рабочий чувствует, что он не сегодня, так завтра тоже будет голодать».

 

Приложение № 2

 

Краткая биографическая справка

Яков Иосифович Фридьев родился в г. Иркутске в 1893 г., он был 13-м ребенком в многодетной семье. После окончания Киевской гимназии учился в коммерческом институте. В 1914–1917 гг. служил во Всероссийском земском союзе Юго-Западного фронта. В 1917 г. – репортер газеты «Народное дело». В 1919–1923 гг. – заведующий районо Шулявского района г. Киева. В 1924–1928 гг. находился в ссылке в г. Твери, работает преподавателем педучилища. В 1929–1937 гг. работает в г. Перми преподавателем в школах и заведующим различных курсов. В 1937 г. арестован и заключен в пермскую тюрьму, где находился до 1939 г. С 1939 по 1943 г. находился в лагере, умер в 1943 г. Посмертно реабилитирован.

 

Поделиться: