⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒

2.22. Меня спас Вагнер

Воспоминания Р.Г. Готмана

Рудольф Готлибович Готман, родился 5 июня 1922 года в деревне Адаргин Джанкойского района Крымской области.

Адаргин – немецкая деревня, домов сто. Дед был учителем, его дочери и мужья дочерей занимались сельским хозяйством. Поля, бахчи, зерновые, фруктовые деревья всех сортов, виноградники. Рядом жили крымские татары. Жили с ними мы дружно.

Отец еще до революции уехал в Москву и поступил в институт. Он готовился стать дипломатом. В 1919 году вернулся домой. Его ждала невеста, в будущем мама моя. Он вернулся и тяжело заболел. Во всю шла гражданская война. Несколько раз занимали деревню врангелевцы. Потом красноармейцы пришли. Отец в войне не участвовал. Его старший брат, мужик деловой, организовал так называемое «Товарищество по обработке земли», ТОЗ. А в 1928 году его арестовали и выслали в Архангельск. Отец в это время в Джанкое работал финансистом района.

4 марта 1929 года пришли к нам. Все имущество забрали себе, а не государству. Это называется, обобществили. А нас выселили к соседям – трое детей и мать беременную. Власти считали, что отец тоже кулак, раз его брата кулаком объявили. Отец после окончания университета получил направление в Архангельск. А потом вернулся в деревню и успел вывезти нас. Это было в сентябре 1930 года. К тому времени уже всех выслали из нашей деревни: в Коми, в Казахстан, в Омскую, Тюменскую области.

В Архангельске отцу сказали: «Ты человек грамотный – нужен здесь». Он знал четыре языка: английский, французский, немецкий, русский. В это время мать родила Эрвина. И вот, с такой оравой мы приехали в Архангельск. Отцу, видимо, помогали друзья, с которыми он учился. Начальство им было довольно. В то время директора малограмотные были, а он встречал заграничные пароходы, которые приходили за лесом, и работал в качестве переводчика.

В 1934 году, в декабре, мы сидим за столом. Отец говорит: «Слава Богу, еще прожили год». Вдруг стучат, вламывается милиция, отца забирают. За что? Отец не читал газеты, не интересовался политикой, он только семью кормил. Этот день я запомнил на всю жизнь!

Ревели все. Мать – у нее была грыжа страшная – работать совсем не могла. Пять человек кормить надо, а чем? Мама пошла на биржу работать уборщицей. А мы, дети, ходили по лугам, ромашки собирали, кололи дрова и возили в Архангельск продавать, чтобы выжить.

Отец говорил следователю: «Я ни в чем не виноват. Я честный рабочий, не кулак. Все, что у меня нажито, мебель, которую вы конфисковали, это все сделал дед». В это время к нему в камеру следователь вводит Иванова – первого секретаря архангельского обкома: «Он тоже не признается, а завтра будет расстрелян». Отец подписал все, что от него хотели, и ему дали пять лет. Мы с матерью в Архангельске передачи ему носили. Тогда все тюрьмы были переполнены. Мы письма от него получали один раз в месяц: «Слава Богу, вы живы. Все нормально, жизнь продолжается».

Сначала в заключении работал коноводчиком, а потом, когда узнали его биографию, назначили бухгалтером. В 1939 году его выпустили на свободу. До 1942 года отец работал главным бухгалтером Ухтинского нефтеперерабатывающего завода.

В 1938 году я окончил семь классов архангельской средней школы. Восьмой класс окончил заочно в 1939 году, когда мы переехали к отцу. А потом я поступил в Печерский горно-нефтяной техникум. 22 июня 1941 года я готовился к экзаменам. В это время вбегает мой товарищ и кричит: «Война!». Я выскакиваю во двор и первое, что слышу: «Вон фашист бегает». Это обо мне. Потому что я немец.

Наш техникум закрыли, и там расположился госпиталь. Главным врачом госпиталя был Евгений Антонович Вагнер (позднее он станет ректором Пермского медицинского института). Он из Одессы, был призван на фронт. А когда Сталин издал приказ выслать всех немцев Поволжья, Вагнер тоже попал в список на высылку.

В конце августа меня вызвали в НКВД: «Вас высылают. Все лишнее продайте и купите продукты, ехать придется долго». Нас погрузили в вагоны. Маршрут необычный: Куйбышев, Свердловск, Семипалатинск в Казахстане. Вагнера оставили в Айягусе, а нас отправили за 120 километров в степь…

Меня с товарищем в подвал бросили. Приехал комендант: «Это, – говорит, – немцы, враги народа». В начале января 1942 года везут в Айягус. На следующий день снова в поезд. Доехали до Свердловска. Поезд перезаселен. Оказывается, везде В Сибири и на Урале подбирали немцев в трудармию. Всех без разбора немцев высылали.

Теперь путь через Пермь в Соликамск. Прибыли 23 февраля 1942 года. Разгрузили нас, загнали в овощехранилище. Там нары, мокрые все. Хорошо, что у меня было пальто зимнее и валенки. Это меня спасло. Дня три держали. Я ходить почти не мог. И вот нас погнали на Камский мыс. Оказывается, мы приехали в последней партии, а до нас высылали в Соликамск тысячи людей еще с августа. Они умирали от голода. 13 тысяч немцев погибло за это время.

Бригадир видит, что я в валенках, а надо колоть лед для бумкомбината.: «Иди, коли лед». Я пошел и провалился. Провалился и кричу: «Не подходите! Утонете. Бросьте веревку или палку. Меня вытащите». Они так и сделали, вытащили. Мороз 24 градуса. А до Камского мыса не меньше полкилометра. Прибежал, а там полный барак немцев. Я около печки немножко отогрелся, обсушился и побежал до нашего убежища, до вокзала, полтора километра, мне помнится. Прибежал, заскакиваю, а там Вагнер. Наливает спирт. «Пей» – говорит. – «Я в жизни не пил». – «Пей». Я выпил. – «А теперь дуй до барака».

Наступила весна. Мы работали на сплаве: по Каме сплавляли лес, который был вырублен еще до войны. В мае меня вызывают: «Организуется совхоз в Соликамске и подсобное хозяйство для того, чтобы кормить трудармейцев. Вагнер тебя записал туда».

И вот я оказался в совхозе. Все под охраной. Картошку садили под охраной. Лес корчевали тоже под охраной. На нарах спали. А ночью приходили за людьми, забирали и больше мы их не видели.

Зимой на лесозаготовках, осенью картофель убирали, кто-то строил овощехранилище. А я был на лесозаготовках, дрова заготовлял. 1942 год страшный был. Голод! 400 грамм хлеба, и вкалывай. Бригадиром был у нас Фрицлер, лейтенант, из армии изгнанный как немец. Он нас организовал в трудовую бригаду, и мы заготовляли дрова.

Помню, шли из леса домой в деревню. Я упал по дороге. Думал, конец, до того я уже «дошел». Не мог идти. Сил нет! Лежу на дороге. Вдруг подъезжают сани, выскакивает Вагнер: «Рудик, ты?» А я уже говорить не могу. Меня – на сани и в деревню. Привез домой, накормил. Потом говорит: «Все. Сейчас я тебя устрою сторожем к Фильдману», на продуктовый склад. Фильдман – немец. И Вагнер – немец. И они меня спасли: отлежался, в столовой наедался остатками и выжил.

Работал в совхозе и учетчиком, и бригадиром, и потом, в конце концов, Вагнер меня поставил хлеборезом в столовую. Это был уже 1947 год. А освободили меня в 1956 году.

 


Поделиться:


⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒