| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
4.8. Свидетель истории
Один из героев Михаила Осоргина священник Иаков Шестаков стал православным святым новомучеником
«Невеселым рисуется мне будущее, да и не для нас оно; смотрю на него со стороны, не как живущая единица, а только как «свидетель истории».
Такими печальными мыслями делится Михаил Осоргин в одном из «Писем к старому другу» (из эпистолярного наследия М.А. Осоргина, часть писем соотечественникам вошла в его книгу публицистики, вышедшую в 1952 г. в изд-ве им. Чехова в Нью-Йорке). Письмо отправлено в 1941 году, времена тогда наступили тяжелые: шла война, писателю пришлось бежать от фашистов; здоровье пошатнулось, жить Михаилу Андреевичу оставалось всего около года. И совсем не случайно в этот период ему вспоминается «свидетель истории» – знакомый священник из родной пермской сторонки отец Яков Шестаков. Михаил Андреевич и себя уподобляет «свидетелю». Каким был отец Яков Шестаков, он же Яков Кампинский (в жизни у священника были созвучные псевдонимы: Камасинский, Яков Летописцев и др.)?
Значение столь колоритной фигуры для писателя трудно переоценить. Это один из любимых героев и персонажей Осоргина (роман «Свидетель истории», эссе «Отец Яков», «Лубочники» и др). Поп Яков служит своеобразным мостиком, связующей нитью между светской и духовной культурой; он примиряет с православием самого Осоргина, выступавшего одно время с резкой критикой религии. (Вспомним негативные впечатления от общения с церковнослужителями гимназиста Миши Осоргина). В определенном плане священник-летописец оказывал сдерживающее, умиротворяющее влияние и на мировосприятие молодого журналиста, увлекавшегося революционными идеями и даже помогавшего, был грех, в период первой русской революции боевикам-эсерам.
В эссе 1923 года, посвященном этой оригинальнейшей личности, Осоргин признается, что в самые тяжелые минуты воспоминания о смиренном «свидетеле истории» помогали ему отогнать мысль о самоубийстве, удержаться от крайней меры.
«СПОСОБСТВОВАТЬ БЛАГУ ЛЮДЕЙ»
Парадокс в том, что священник Шестаков вошел в историю нашего края не только как один из самых энергичных и плодовитых летописцев, но и как организатор народного просвещения. То есть, отец Яков на самом деле – и свидетель, и делатель истории. Он – добрый пастырь, прошедший непростой путь.
Поговаривали о нем, однако, разное…
Краткие биографические сведения о священнике Иакове Васильевиче Шестакове (1858–1918) позволяют нам придти к выводу, что определенная почва для слухов существовала. (Подробнее см.: М.Г. Нечаев, тезисы на научно-практической конференции «Интеллигент в провинции», Екатеринбург, 1997). Начало биографии – вполне типичное для сельского батюшки. Родился в селе Камасинское в семье священнослужителя. После окончания Пермской духовной семинарии (1879) работал законоучителем в Редикоре, служил в разных местах обширной Пермской губернии: в Чердыни, Кудымкаре и других приходах. В 1905 году основал свое книгоиздательство «Кама», в котором выпустил более ста книг и брошюр духовного, краеведческого содержания; он стал и одним из основателей Пермского церковно-археологического общества.
Характерны эпиграфы, которые отец Иаков предпослал к проекту данного объединения (созданного по образцу Архангельского церковно-археологического комитета, где также довелось служить Шестакову): «Воспоминание прошлого обыкновенно ведет к пониманию настоящего… Знание родной старины составляет основу истинного просвещения и помогает понять будущее». Этой философии отец Иаков придерживался всю жизнь. За каждое новое дело он приступал, помолясь:
«Сделай, Господи, чтобы все мои произведения клонились к твоей славе и способствовали благу людей».
Он пишет о достопримечательностях и о новых явлениях жизни. Так, священник стал автором первого очерка о молодой православной святыне – Белогорском монастыре. В том очерке еще встречаются неточности, на то он и первый; не все достоверно в случае с установкой первого креста на Белой горе. Неточность, допущенная летописцем, касалась обстоятельств возникновения монастыря, что вызвало позже полемику с мировым судьей Игнатьевым. Полемика выплеснулась на страницы газет (1901 г.). В итоге в книгах, напечатанных об этой святыне в начале ХХ века, публиковались уже уточненные данные. (См. В.Ф. Гладышев, А.П. Кудрина «Свет Белой горы», П., 2003).
Отличительная черта Шестакова как книгоиздателя и автора – системность и широта кругозора. Так, к 100-летию родной семинарии он выпускает целую серию брошюр и справочников. К истории подходит всесторонне, устанавливая и выделяя и благотворителей, и людей науки. В «Справочную книгу всех окончивших курс Пермской Духовной Семинарии (1800–1900)» отец Иаков включает данные не только о духовном служении. Протоиерей Оглоблин Александр Евсигнеевич, непременный член Пермского губернского статистического комитета, законоучитель Алексеевского реального училища и настоятель Александро-Невской церкви при Александровской больнице интересен еще и тем, что за статью «О рукоделиях Невьянской горной округи» императорское Вольное экономическое общество присудило ему золотую медаль.
Любознательностью и беспримерной добротой Михаил Осоргин наделил и своего «давнего знакомца» отца Якова.
В Чердынском краеведческом музее есть в экспозиции редкое издание («шестаковское!» – говорят музейщики) – «Сказка о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина. Первое издание на коми-пермяцком, переведенное Иаковом Шестаковым. Это был настоящий, беззаветный миссионер, подготовивший ряд изданий на пермяцком языке, открывший столовую для голодающего крестьянства и женский монастырь в Пешнигорте.
Просветителем движет гуманистическая идея. Вполне актуально звучат сегодня некоторые размышления Я.В. Шестакова:
«…Под серым зипуном инородца кроются характеры глубокие и сильные, а потому мы вполне верим в расцвет духовных сил верхнекамских инородцев, если только будет обращено внимание на образование и воспитание женского населения… Пора положить начало великому процессу соединения с культурным миром огромной закамской стороны, населенной инородцами, в большинстве своем даровитыми, но спящими в глубоком сне, за отсутствием живой экономической и духовной связи с остальными частями государства…» (1912 г.)
МЫ – ГАЗЕТЧИКИ
В своем исследовании «Верхнекамские инородцы» (Архангельск, 1912) священник Шестаков предпринял «опыт обозрения мероприятий земств Соликамского, Чердынского и Глазовского в целях культурного подъема камских инородцев». Критический настрой автора чувствуется с первых же страниц. Автор поясняет, во избежание недоразумений, что «критика – одно из необходимых условий развития»:
«Печать – не палач. Она по мере сил и разумения с фотографической точностью передает события… служит делу правды, справедливости, безграничной любви к людям… Никакая борьба не проходит без результата».
Идеалы, которыми руководствовался Шестаков-публицист, достойны подражания. Очень близко понимание миссии газетчика и у самого Михаила Осоргина.
Осоргин-мемуарист вспоминает, что познакомились они в редакции провинциальной газеты. Это не случайно: бесприходный поп часто оставался и без средств к прожитью, посему отец Яков подрабатывал своим пером, сотрудничая с газетами. Он так и заявляет в романе: «Мы – газетчики». «Пермские губернские ведомости» как для недавнего студента, так и для священника стали родной газетой.
«Газета была большая, сотрудников мало; летом приезжали студенты и строчили фельетоны, хронику, передовицы; приходили актеры (чтобы «упомянуться» в заметке), думские гласные (анонимно кольнуть самих себя, «отцов города)… маленькие литераторы, сельские учителя («сейте разумное, доброе, вечное») и много всякого народа. Приходил и отец Яков и приносил хронику, некрологи, этнографические заметочки» («Отец Яков»).
По-прежнему актуальными, увы, остаются и споры героев романа о свободе слова. В годы революции в редакции разгорались жаркие дискуссии о том, как относиться к террору, и эсеровскому, и правительственному. Как написать об этом, да так, чтобы и душой не покривить и чтобы «газету не прихлопнули»? Отец Яков в данной ситуации выступает в роли не только статиста, но и третейского судьи. Он пытается встать над схваткой, что, впрочем, ему не совсем удается. Но втянуть его в «жареные дела», сделать доносчиком – немыслимая задача. Поп-расстрига из Перми, встречавшийся и с «коллегой» Гапоном, провокаторства на дух приемлет. И осуждает любой террор. Такая осторожность для писателя очень симптоматична. Его мировосприятие не оставалось неизменным. Осоргин, как и вся русская интеллигенция, активно уточнял пределы допустимого применения насилия во имя добра, искал для себя в ту пору золотую середину. И не найдя, сбежал в Италию
Писатель подчас не жалеет для попа иронических красок, но, впрочем, с полным к нему уважением. И внешний облик отца Якова совсем не героический (нос красный, хотя спиртного не употребляет), и внутренний облик не вполне понятный. «Хитрый был поп, отец Яков, и его моральных качеств я так и не раскусил за долгое знакомство» («Отец Яков»).
Осоргин поделился с читателями своими подозрениями по поводу того, почему его герой остался без прихода, то есть попал в немилость у своего духовного начальства. По его мнению, на то могли быть причины духовного, общественного и финансового характера. Но все это – только слухи, документальных подтверждений растрат общественных денег нет. Видимо, не столь и серьезны были прегрешения энергичного батюшки, если епископ не лишил его сана, не наложил на него епитимью. Но с той поры он стал «бесприходным попом». Скорее всего, новый статус как нельзя лучше соответствовал неусидчивой, неугомонной натуре батюшки. Придя к такому выводу, писатель вовсе не вычеркивает отца Якова из своей жизни. Напротив: он сверяет свой путь с этим оригинальным человеком.
Отец Яков был по природе своей паломник, каких по Руси бродило немало. Недаром Осоргин называет своего героя «землепроходом, руссейшим сердцем».
Священник был знаком со многими известными людьми России. Среди них – и замечательный русский художник Виктор Васнецов. На память от живописца отец Яков получил репродукцию васнецовского образа «Спас» (1906 год, 64х91 мм). На фотографии сохранился автограф художника, мелким быстрым почерком:
«Образ написан В.М. Васнецовым. Достоуважаемому о. Иакову Шестакову».
ВСТРЕТИТЬ ПОПА – К УДАЧЕ
…Во время съемок фильма «Возвращение Осоргина. Послесловие к жизни» (режиссер и сценарист В. Наймушин) народ проявлял живейший интерес ко всему происходящему. Ну, как же! Снимается кино – магические и давно забытые слова. Поскольку автор этих строк «изображал» отца Якова, любопытствующие подходили и к нему. Причем некоторые принимали меня за настоящего священника, все принимая за чистую монету. Подходили с вопросами и стар, и млад; две девушки в черных одеяниях, похожие на сатанисток, пытали о смысле жизни и черного цвета. Голландец лет 30-ти на ломаном немецком поведал о том, как ему интересны русские, выяснилось, что в Европе у него немало русских друзей. На вокзале, где мой герой ожидал поезд, ко мне вдруг подошел дорожный рабочий в спецовке: «Батюшка, чем-то помочь?»
Этот случай живо напомнил мне присказку отца Якова из романа «Свидетель истории», помните? «И чтоб знали: встречный поп – не враг, а истинный друг». Примета народная была, в доатеистические времена: «встретил попа – будет удача».
Одна из самых сильных сцен, как мне кажется (изнутри, с точки зрения участника, а не только зрителя) – как красные гонят на расстрел пленных офицеров и заложников. Цепочка разутых людей с конвоирами шла прямо по центру улицы Сибирской, слева справа – безостановочное движение машин. Звучит пронзительно-печальная мелодия. Альтист (Ан. Жохов) играет для своего друга, из тех, кого ведут на заклание.
Отец Яков следует за процессией, он еще – свидетель, он не может пропустить события, хотя это уже и рискованно для него самого. Это приближение к пропасти. Священник Иаков Шестаков был убит в 1918 году возле села Хохловка, – того самого села, где он когда-то в молодости служил… Обстоятельства гибели бродяги-попа до конца так и не выяснены. В том роковом году для представителей темных сил, стоявших у власти, убить попа считалось высшим проявлением «революционной доблести». Спустя много лет, в 2000 году Иаков Шестаков будет причислен к лику православных святых-новомучеников ХХ века.
К нему относились как к «странненькому», «блаженному». Действительно, чудак – но такие чудаки украшают жизнь, делают ее более осмысленной.
Этот странный священник умел ценить дружбу. Свидетельством тому может послужить надгробная эпитафия на могиле священника Алексея Бирюкова, похороненного в ограде Николаевской церкви села Кудымкар бывшего Соликамского уезда (ныне это город, столица Коми-Пермяцкого округа). Надпись на памятнике гласила: «Непрестанно о мне молитеся Христу-Богу. Последний подарок незабвенному другу от отца Иакова Шестакова». (Из материалов к «Русскому провинциальному некрополю» великого князя Николая Михайловича).
Вопрос, которым задается Михаил Осоргин через своего любимого героя, в полной мере относится и к нам, ныне живущим: «…Или живем все по-прежнему: добро не приемля, злу не противясь?»
Неужели он и поныне прав в своем заключении насчет того, что «в провинциальном болотце не любят людей сколько-нибудь выдающихся»? Отец Яков был из таких, известных по качеству личностей.
Такие люди, как он – «пытливые глаза наши, жизненности нашей залог, жажды нашей носители» («Отец Яков»). Образ – как «второе я», alter ego писателя. Как палочка-выручалочка.
Поделиться:
| ⇐ предыдущая статья | в оглавление | следующая статья ⇒ |
