⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒

6.4. «Я дважды доходил до дистрофии»

Запись беседы с Геннадием Яковлевичем Татауровым1 от 23 июня 1997 года

Родился я в 1923 году в Свердловской области. С 17 лет пошел в армию, в 41-м году мне было 17 лет, поступил в Ульяновское училище связи, выпустили нас в 42-м году. В звании лейтенанта войск связи я прибыл в часть. С 42-го по 43-й служил сначала в 149-й танковой бригаде начальником связи, был потом в 59-м отдельном автобронебатальоне начальником связи. В 43-м году меня арестовали. По навету... по наговору... Мы готовились на фронт, наш вновь созданный отдельный 59-й батальон предназначался для действий в тылу врага. Стали получать оборудование, людей пополнять. Все мои товарищи, сослуживцы, были в одном примерно возрасте, до 30 лет. Это было в Горьком. Компания у нас была человек десять, рассказывали анекдоты, вспоминали. Получали награды... ну и говорили, что кто-то получает награды заслуженно, а кто-то, может, и просто так. У меня был брат летчик, старше меня, он когда кончил училище, приехал после окончания, я говорю: «Что это у тебя за значок?» Он говорит: «Это у меня орден пакостника». Пошутил, а у меня в голову впало, и я тоже говорю: «Когда я поеду на фронт, я получу орден пакостника». Но среди нашей компании был, как это называется, стукач, ну и написал, донес... После этого разговора, может быть, через неделю, не помню, меня вызывают... Арестовали и предъявили мне унижение правительственных наград... Судил меня военный трибунал Горьковского гарнизона Московского военного округа, дали мне шесть лет исправительно-трудовых лагерей и три года поражения в правах. Шесть лет я отсидел. Я был в двух лагерях: первые три года в лагере Унжалак, это в Горьковской области. Там я работал на лесоповале, это был самый тяжелый период, за это время я дважды доходил до дистрофика, но а потом мне посчастливилось попасть на этап. Приехали из Коми АССР набирать специалистов – слесарей, электриков для работы в шахтах. Взяли меня как связиста. Этапом нас переправили, там я попал на нефтешахту номер 1. В самой шахте я работал, может быть, месяца два, не больше, вскоре меня расконвоировали, и я имел свободный выход из зоны, ходил куда нужно. Ну и раз меня расконвоировали... там был узел связи и мы как-то случайно познакомился с начальником узла связи всей шахты (он обслуживал поселок и воинские части). Меня начальник связи уговорил, чтобы я перешел к нему из подземной связи на поверхность и на телефонную станцию в рабочем поселке для вольнонаемных. И я работал на этой телефонной станции старшим техником до конца своего срока. 22 марта 49-года я освободился. После этого я приехал в Нижний Тагил, там устроился на работу.

Я сначала хотел устроиться на городскую телефонную станцию. Там меня не взяли, потому что я бывший политзаключенный. А на строительство, там где было обслуживание строек, меня взяли. Там я работал немного, с год, меня эта работа не очень устраивала, я рассчитался и поступил в монтажную организацию по монтажу средств связи на всех строящихся объектах. Там строился Нижне-Тагильский металлургический комбинат. Сначала бригадиром, потом меня сделали мастером. Прошел год, я стал прорабом, потом начальником участка и так дальше. В Тагиле я проработал 15 лет, с 49-го по 64-й год включительно. К тому времени я был опытным монтажником. Когда умер Сталин, это в марте, а где-то в июне я написал в Президиум Верховного Совета СССР письмо ( у меня к тому времени была хорошая характеристика), написал я на имя Ворошилова. В начале 54-го мне пришло из Президиума Верховного Совета письмо, что судимость с меня снята, и после этого я еще боялся вступать в партию, в партию я вступил в 63-м году. Но даже никто и не знал, что я не в партии, привыкли думать, что руководитель есть руководитель. Партийная комиссия состояла из подобных мне людей, в основном, это были старые учителя, которые сами были репрессированы, потом реабилитированы, но они уже давно вступили и меня ругали, почему долго не обращался и так далее, давно мог бы вступить. Ну, вообщем, приняли меня.

А в 65-м году меня Министерство перевело в Пермь, создать здесь монтажное управление. Сначала был монтажный участок хозрасчетный, из монтажного участка выросло монтажное управление «Востокпромсвязьмонтаж». Здесь я проработал до 86-го года, был начальником этого управления. Полем моей деятельности была Пермская область и Удмуртская АССР. В 86-м году в августе я ушел на пенсию.

– Вас кто-то когда-то упрекал?

– Ни разу, никто.

– И вы никогда не скрывали?

– Конечно, в кадрах есть листок по учету. Я никогда не скрывал, да мне и нечего было скрывать, я не чувствовал себя никогда виноватым. У меня есть: орден Трудового Красного Знамени, десять медалей, мне присвоено звание «Заслуженный строитель России»...

– Никого из родственников не коснулись репрессии?

– Нет. У меня старший брат работал в то время в аппарате горкома партии Тагила. Я ему написал письмо уже из лагеря. Он мне ответил, что пока ты не искупишь свою вину кровью (он посчитал меня виноватым) ты меня братом не считай... И я больше ему не писал. Потом он работал в Москве. А я уже в 58-м году уже женился. И мы поехали в Москву, и я там его разыскал. Мы встретились, поговорили. Он мне: «Ну, ты на меня не сердись, время было такое, что я должен был, вынужден был написать такое письмо». Если бы узнали, его могли бы из партии исключить. Но мы с ним вобщем-то не сдружились. Я вот уже по служебным командировкам был в Москве и старался у него не останавливаться, а где-то в гостинице, иногда позвоню, но к нему старался не ходить. Не сложилось у нас даже дружбы...

– А средний брат?

– Он был летчик, он погиб в дни войны.

– А в лагере какой в основном был контингент?

– В основном все по 58-й статье. Блатных, уголовников у нас не было, все были по политической статье. Правда, там были и цыгане, было много кавказцев, но они тоже... Где-то, может, анекдот, частушку спели... Были, например, бургомистры бывшие, бывшие полицаи. Но таких было немного.

– А какие отношения у вас там были?

– Ну как вам сказать... Каждый старался выжить, откровенно говоря. Иногда кому-то (тогда динамиков не было) приловчились делать громкоговорители (вольнонаемные сами заказывали). Вобщем, проблем особых с питанием не было... Ну а так, что сказать... Я не могу обидеться на судьбу, что прожил жизнь и ничего не осталось в памяти. Я много повидал, по стройкам поездил. Много очень знакомых людей...

– А скажите, вас как судили?

– Военный трибунал, по 58-й статье. Из моей части приходили ребята на суд, все было открыто. Мне предъявили вот только то, что я сказал, выразился нетактично в отношении правительственных наград. Я ведь не отказывался, я говорил это в шутку, а не с какими-то там задними мыслями, я не отрицал, что я действительно говорил. Под следствием был где-то с месяц в тюрьме Горьковской, а потом меня отправили в Унжелак.

– А в тюрьме, в камере сколько человек было?

– Нас там было много. Там и уголовники... Теснота, духота... Избиений не было... Я в то время был молодой, здоровый парень, офицер все-таки. Поэтому у нас там своя кампания сложилась, а уголовники в своем углу – они там в карты играли и все там... Но к нам никто не приставал.

– А у вас не было такого, что людей, которые доходили до дистрофичного состояния, просто вывозили за пределы лагеря и оставляли: выживет так выживет, не выживет так не выживет?

– Нет, вот я, например, был доходягой, и меня с лесоповала отправили в центральный лагерь. Там меня в столовую пристроили, чтобы как-то поддержать и потом снова... Но некоторые, может быть, умирали, не знаю... На моих глазах не было.

– А женщины были?

– Были. Зона общая, там и женщины и мужчины, разные бараки только. А в Ухте были женская и мужская зоны, как бы формально заборчик стоял, но там все доски были повыломаны. Они ходили к мужчинам, и мы ходили к женщинам. Причем клуб был один, там и танцульки иногда даже устраивали.

– А самодеятельности у вас в лагере не было?

– Был оркестр духовой. И когда я был расконвоирован, я жил на телефонной станции, у меня комнатка была выделена, в зону ходил отмечаться, за продуктами... Я даже в клубе в самодеятельности на мандолине играл.

– А потом вы в жизни не встречали никого из лагеря?

– Никого.

 


1. Татауров Геннадий Яковлевич (р. 1923) Арестован в 1943 г. 6 лет провел в лагерях.


Поделиться:


⇐ предыдущая статья в оглавление следующая статья ⇒